Кэтрин Маккензи - Я никогда не скажу

Он вошел внутрь. Шон встал и протянул ему почтовый ящик. Райан попытался заглянуть в него через щель для приема писем. Его всегда забавляло, что же происходило с теми конвертами, которые он вроде как хотел отправить своим бабушке и дедушке, умышленно не наклеив марку или написав выдуманный адрес. Он поступал так только затем, чтобы позлить родителей. Вот каким противным маленьким говнюком он был. Может быть, поэтому и заслужил все это?

Да ни разу. Ни разу он не заслуживал ничего подобного.

Он вернул коробку Шону.

— Читать будешь ты.

— Чувак, а ты уверен?

— Будь спок.

Шон открыл крышку и вытащил четыре свернутых кусочка бумаги. Кейт закрыла лицо руками.

— Чувствуешь вину, близняшка? — поинтересовалась Лидди.

— Нет. Просто не хочу смотреть на это.

Эми похлопала Кейт по спине. Это жест казался одновременно и семейным, и дружеским.

— Читай, Шон.

— Читай и плачь, — сказала Марго. — Пардон, пардон. Это я по старой привычке.

Шон развернул первый листок.

— Виновен.

Райан почувствовал, как разлившаяся желчь поднялась к его горлу. Надо сказать, рыбные палочки были вкуснее, когда опускались вниз по пищеводу, нежели стремясь вылезти обратно.

— Виновен, — снова прочитал Шон.

Теперь уже минус два, подумал Райан.

— Виновен.

Кейт заплакала, и Райан почувствовал, как слезы наворачиваются и на его собственных глазах.

Что ж, пусть будет как будет.

— Тут еще один, — сказала Мэри.

Райан развернул последний листок.

— Да читай уже! — рявкнула Лидди.

— Невиновен.

— Ох, — выдохнула Марго. — Ох.

— Что там, Марго?

— Мы не приняли единогласного решения. То есть остались на прежнем месте.

Райан упал на колени. Силы оставили его, как и тогда, когда Лидди врезала ему по яйцам. Никто не встал, чтобы помочь ему. Никто не произнес ни слова.

И единственным звуком посреди всего этого остался треск разрываемых Шоном записок, обрывки которых, подобно мотылькам, кружились в свете ламп, словно не могли найти для себя лучшего занятия.

Марго проснулась в субботу утром с сильной головной болью от звука мобильного телефона, настойчиво гудящего на тумбочке. Она схватила его, не проверяя, кто звонит.

— Алло?

— А я думал, ты говорила, что сигнал там никакой.

Она пробормотала под нос проклятие. Это был Марк. Он не поверил ей, решил, что она скрывает правду. И вот, оказавшись случайно в удачном месте, он смог до нее дозвониться. Она злилась на них обоих, но больше всего на себя. За то, что оставила телефон включенным, за то, что ответила на звонок, а главное — за третью бутылку вина, которую она прихватила из родительского погреба и выхлебала после их «голосования». Правда, третья бутылка не была столь фатальной ошибкой, как четвертая.

— Обычно так и есть.

— Ах, обычно…

— Ты это о чем?

Она поднялась, и вокруг нее все закружилось. За тонкими занавесками начинало светлеть небо. Сколько сейчас времени, черт возьми? Она посмотрела на часы. Еще не было и семи.

— Да так, ни о чем.

— Что происходит, Марк?

Он вздохнул — длинный, медленный звук, который был ей хорошо знаком. Она запросто представляла его себе, как он сидит за кухонным столом, прижав телефон к уху плечом. Наверняка на нем та же самая рубашка, в которой он обычно спал — насквозь дырявая и мягкая, как бархат. Когда они только начали встречаться, она тайком носила эту рубашку целые выходные напролет, наслаждаясь тем, как ее окутывает его запах. А потом, несколько лет спустя, она попросила его выбросить ее — ну зачем ему рубашка, в которой больше дырок, чем материи? Он вполне мог позволить себе купить новую, которая не была бы так прочно связана с прошлым.

Нам нужно порвать друг с другом, подумала она. Единственное, чем она занималась со вчерашнего дня — да что там, можно сказать, что с незапамятных времен — было одно лишь критиканство любых его сторон. Даже, господи-ты-боже-мой, его любимая рубашка. Ее бесил предмет, который вызывал в нем чувство комфорта. И она понимала, что поступает несправедливо по отношению к нему, да, впрочем, и к себе самой. Но, ради всего святого, что же теперь делать?

— Я скучаю по тебе, — сказал он.

— Но я ведь уехала только вчера.

— Выходит, ты по мне не скучаешь?

А она и не думала скучать; вот как все обернулось. Раньше она прямо требовала у него признаться, скучал он по ней или нет, и здорово злилась, когда он со стеснительной улыбкой выдавал что-то вроде: «Ну да, наверное». Она колотила его по плечу, говорила, что он злой, а он потом пытался реабилитироваться, массируя ей шею, пока она проверяла ученические работы, или приносил ей чашку чая, чтобы она поняла, как он на самом деле любит ее, как ценит существующие между ними отношения. Куда исчезли это чувства? Сейчас ей было глубоко плевать, увидятся ли они снова.

Что же с ними сталось?

— Скучаю, — ответила она. Было легче солгать, чем начать разбирать все по полочкам. — Просто тут такой кошмар творится.

— Райан настаивает на продаже?

— Все гораздо сложнее.

Она встала и ткнулась головой в косой потолок.

— Черт!

— Что случилось?

— Головой стукнулась.

Она потерла место, на котором уже начинала подниматься шишка. Внезапно ее охватило желание, обычно вовсе ей не свойственное — зареветь в голос.

— Ай-яй-яй, — сказал Марк.

— Вот именно, тот еще ай-яй-яй.

— Почему ты не хочешь, чтобы я за тобой приехал? Разве тебе обязательно там оставаться?

— Завтра поминки.

— Ну и что. Я тоже поприсутствую, а потом мы сможем… ну, не знаю… просто уйти, в общем.

— И куда мы отправимся?

— Как насчет Гаспе? Мы ведь часто говорили о том, чтобы съездить туда.

Она включила громкую связь и положила телефон на тумбочку. Сигнал был хилый — всего одна полоса. Одна-единственная полоска, причем и она предательски мерцала, но, когда она отняла руку от телефона, та вроде бы стабилизировалась. Марго была практически обнажена, если не считать куцего нижнего белья, а ее смятая одежда в беспорядке валялась на полу около кровати. Голову разламывало от полученного удара о потолок и от выпитого вчера спиртного. До чего же хреново ей было. Она стала рыться в чемодане, пытаясь найти чистые трусики.

— Марджи?

— Да здесь я.

— Твой голос звучит так, словно ты бог знает где.

— Я на минутку отложила трубку.

Она сняла нижнее белье и надела чистую футболку.

— Что?

Когда она подняла трубку, ей показалось, что она увидела, как за окном что-то движется. Какого черта? Она наклонилась, чтобы открыть его. Для этого понадобились обе руки — оконная рама за долгие годы обзавелась толстым слоем краски. Она сунула телефон под подбородок и напряглась изо всех сил. Затрещав, рама уступила. Она высунула голову наружу и огляделась. Никого не было, лишь шелестели деревья, несмотря на отсутствие ветра.