Йонас Бонниер - День гнева [litres]

Эва Скуг была инициатором их появления здесь и потому сразу взяла под свое крылышко, совсем как до того Синдре и Кристину Форсман. В отношении Людвига она даже пошла дальше, с молчаливого одобрения Петера и Синдре. Здесь важно, что одобрение было ненавязчивым и молчаливым, потому что иначе Эве могло померещиться, будто ее толкнули в объятия бывшего безработного ударника рок-группы. После письма Леннарта Аронсона расстановка сил несколько переменилась. Эва отказалась признать вещий сон Синдре о «возвращении домой» Микаэлы и почти демонстративно выбрала Людвига своим новым союзником. В общине таких мужчин называли «фонарными столбами», как обеспечивающих вертикальное соединение Фирцы с высшими силами. Теперь уже Людвиг, а не Синдре разъяснял Фирце, что именно хотел сказать ей Господь. Синдре вздохнул с облегчением. Тем более что его авторитет в общине давно не зависел от мнения Эвы. Он был первый среди пасторов Кнутбю, и это подтверждали демоны, продолжавшие мучить его в безуспешных попытках добраться до Фирцы.

Что же касалось Анны Андерсон, она была не тем человеком, ради которого Эве стоило менять линию поведения. Но вероломство Синдре проецировалось на Анну. Это демоны Анны отвратили Синдре от его королевы, именно так, должно быть, и объясняла себе это Эва.

– Я должна пойти к Эве и попросить у нее прощения, это моя единственная возможность.

Это прозвучало как внезапное озарение, но Синдре знал, что Анна ошибается.

– Ты должна искать милости Господа, а не Эвы Скуг, – возразил он.

– Никто так не близок Ему, как Фирца.

Синдре погладил ее по голове и почувствовал укол в сердце, увидев в глазах Анны страх.

«Иди, иди к Эве, – мысленно ответил он, – проси у нее прощения. Она плюнет тебе в лицо, поставит тебя на колени и до крови забьет ногами».

– Верь мне, – сказал Синдре вслух. – Твой шанс – рядом со мной, в нашей общей борьбе. И когда мы преодолеем то, что должны преодолеть, Эва это сразу увидит и снова приблизит тебя к себе.

Синдре не любил громкие слова, но как иначе было достучаться до Анны в ее состоянии. Он провел ладонью по ее волосам. Анна успокоилась и сказала, что хочет почитать детям вслух, это поднимет ей настроение.

Синдре кивнул, и Анна оставила его одного в гостиной.

Как три индуса оказались у дверей пиццерии в Грёндале, как они вообще попали в этот средней руки отель на сто пятьдесят номеров в неприметном пригороде Стокгольма, для многих так и осталось загадкой. Мужчины с красными метками на лбу, одетые в традиционные белые дхоти, заказали вегетарианскую кальцоне с прилагающимся к ней капустным салатом и съели, сколько осилили из этого, в неприглядном ресторанном зале, который разделили с двумя водителями такси и пожилой дамой с чау-чау на поводке. Одним из возможных объяснений было, что некий агент турбюро в Мумбае или Дели получил за их размещение пару сотен на персональный счет. «Пути Господни неисповедимы, – думал Синдре. – То же можно сказать и о путях капиталистической экономики».

Но жаловаться индусам было не на что. С какой стати? Грёндаль – живописнейшее местечко у воды и весь в зеленых парках, где можно гулять. Здесь такие уютные спальные районы и перекрестки с автобусными остановками, откуда жители пригорода без проблем добираются до метро.

Синдре по очереди пожал мужчинам руки. Они только что продуктивно посидели в конференц-зале отеля под странным названием «Гарбо». Индусы успели убедиться, что долгое путешествие стоило затраченных на него усилий, поскольку Синдре обещал им деньги и учебные материалы.

Со своей стороны, они взяли обязательство ежегодно проводить не менее десяти курсов на сотню студентов каждый. При наличии, разумеется, необходимых ресурсов.

Завтра они поедут в Кнутбю и будут на службе в церкви, а потом отправятся домой. У тротуара остановилось черное такси. Трое одетых в белое мужчин заняли места в салоне, а Синдре коротко переговорил с шофером. В музей корабля «Ваза» [12] Музей шведского корабля «Густав Ваза» XVII века, поднятого со дна моря в 1961 году. ! Водитель кивнул, и пару секунд спустя Синдре остался один возле пиццерии, весь в раздумьях над тем, что ему делать дальше.

И тут он увидел ее. Это было так неожиданно и неправдоподобно, что Синдре не сразу вспомнил, кто она, хотя они и были давно знакомы.

Беттан Альме, супруга Лукаса из Кнутбю.

Но что она здесь делала?

Беттан рассмеялась, как только его увидела.

– О черт! – воскликнула она и обняла Синдре. – Синдре, в Грёндале? Как ты здесь оказался?

Она помянула нечистого с такой естественностью, будто делала это постоянно. Между тем это была младшая сестра пастора Петера Скуга, выросшая в Филадельфийской общине в Кнутбю, и до сих пор Синдре ни разу не слышал, чтобы она ругалась.

Он вкратце изложил свою историю. «Миссия наций» запланировала кое-какие мероприятия, и он встречался с индийскими коллегами. А сама-то Беттан Альме что делает в Грёндале?

Ее история оказалась куда проще.

– Ты, конечно, не знаешь Исидору, – констатировала она. – В детстве мы были лучшими подругами. Вместе прошли путь до гимназии, а потом она переехала в Стокгольм. Вышла замуж, родила детей и, в конце концов, оказалась здесь… Исидора давно живет в Грёндале. Здесь так красиво, правда?

На это Синдре ответил, что не видел ничего, кроме конференц-зала «Гарбо» в отеле.

– Так я тебе покажу! – с готовностью вызвалась Беттан. – Если у тебя есть время, конечно.

Время нашлось. Синдре взял Беттан под руку, и они пошли по улице.

В городке и в самом деле оказалась масса интересного, столько кафе и магазинов. Они дошли до Винтервикена [13], где перекусили на динамитной фабрике Нобеля. Потом сидели на скамейке на мысе, где Беттан вспоминала свои путешествия. Две вещи сразу поразили Синдре.

Во-первых, она страшно много ругалась и сыпала проклятиями, как будто привыкла делать это с детства. Спустя час Синдре уже не замечал этого, и крепкие выражения звучали в ее устах как самая естественная вещь на свете.

Второе – ни одна из ее историй никоим образом не касалась ни общины, ни кого-либо из их общих знакомых в Кнутбю. И это тоже происходило как бы само собой, без какого-либо заметного напряжения с ее стороны.

Беттан вспоминала о том, как они с Исидорой семнадцатилетними девушками путешествовали по железной дороге, для сравнения рассказала о прошлогодней поездке на Ибицу с детьми Исидоры и почти все время смеялась. Сама она не планировала заводить детей вообще. Похоже, Беттан не отдавала себе отчета, каким вызовом прозвучало это признание.

Синдре вспомнил, что слышал в последнее время о семействе Альме. Будто они с Лукасом давно не живут вместе, и Беттан почти переехала к брату и Эве. Он быстро отогнал эти мысли, поскольку они касались Кнутбю, а Синдре сидел на скамейке в Грёндале, в Стокгольме, где ничто не обязывало его думать о вверенной ему общине.