Грей - Пантеон

Все эти неприятности и трагедия прошлого учебного года, безусловно, сблизили Эбби и Чарли, под их гнетом дружба парней (довольно шаткая до этого) быстро окрепла. Но Эбби предпочел бы, чтобы их отношения с Чарли развивались самым заурядным и постепенным образом, как это происходит у всех людей студенческого возраста – легко, беззаботно, незамысловато, во время дуракаваляния, пьянок и, коли на то пошло, скучных лекций и семинаров.

Без вечеринок и юношеской ерунды не обошлось, но случилось все совсем иначе.

А ворошить прошлый (Или все еще продолжающийся?) кошмар не имелось никакого желания, по крайне мере сейчас. В том, что все это неминуемо накроет его с головой в академии, Эбби не сомневался. И ему хотелось отсрочить этот неприятный (и даже жуткий) момент.

Но, хотелось или нет, их серебристый с красными полосами корабль на колесах, мерно покачиваясь, преодолевал все новые и новые волны растрескавшегося асфальта, напоминающего застывшую давным-давно лаву, и нес их всех в городок Крипстоун-Крик.

После высадки Чарли помогал Эбби с покалеченным чемоданом – совсем чуть-чуть, ведь они почти сразу же поймали такси – желтый Додж Монако (При смене окраса на серый, бежевый или песочный (плюс золотая звезда на дверцах и мигалки на крыше) эта длинная посудина легко превращалась в транспорт шерифа, черный или синий с белым – вот вам патрульная полицейская машина, а если другие расцветки – можно еще погадать о роде занятий владельца: может это отчаянный гангстер и сорвиголова или примерная домохозяйка и мать пятерых детей. Как видите, весьма универсальная колымага!).

Бесплатно прокатиться, как надеялся Эбби, не свезло, хорошо хоть такси поймали, учитывая, что следом за их рейсом прибыл еще один автобус, под завязку набитый студентами, а также несколько автомобилей довезли своих пассажиров до этого пункта, отчего доселе пустынная остановка на подступах к городку, состоящая из знака, фонаря и пары скамеек, превратилась в небольшой фестиваль под открытым небом.

– И почему эти драндулеты не могут довести нас до кампуса? – жаловался Чарли, когда они уже бежали на поиски такси, выбравшись из автобуса.

– Потому что они междугородние, а не городские, – отвечал Эбби, пытаясь за ним поспеть. – Да и такое путешествие пару раз в году можно перетерпеть.

– Да знаю я, знаю! Еще и местный закон, ограничивающий траффик по улицам, мол спокойный город и износ дорог ниже… Да уж! Клянусь тебе, Эбби, в следующем году я либо сам обзаведусь тачкой, либо найду того, кто будет нас возить. Надоело уже!

– Ладно, а я куплю новый чемодан, – отвечал Андерсон, размышляя о том, что до следующего года им бы еще дожить.

Парни разделили оплату до ворот КиКи – 50/50, никого третьего брать, а значит и ждать, не стали. Перекинулись парой слов о месте назначения и цене с пожилым водителем, уже практически запихивая пожитки в его багажник, сели и сразу расплатились, чтоб потом не возиться. Всегда, когда остается какая-то пара последних миль в твоем путешествии, хочется побыстрее все это завершить. На этом как-то негласно сошлись и Эбби с Чарли: обоим хотелось наконец приехать, просто переместиться из точки А в некую иную отметку маршрута, назовите ее какой угодно буквой любого алфавита.

Сумма затрат на весь путь от Блумингтона до академии вышла приемлемая, а это уже прекрасно, так думал Андерсон, радуясь сэкономленному остатку мелких купюр в кошельке, поскольку Дункан выделял ему деньги на жизнь и карманные расходы дозировано и ограничено – хватало, в целом, но особо не разгуляешься. Если честно, Эбби собирался поискать еще и подработку в городе или прямо в академии – ничего зазорного в этом нет, а сотня-другая лишней не будет. Он бы согласился и на работу официантом, хоть в том же ресторанчике “Лобстер Тюдоров”, мог бы перепечатывать какие-нибудь документы для миссис Кроуфорд или готовить методические пособия для психолога мисс Холлингуорт, единственное, чем бы он не стал промышлять – так это трудами мистера Винклера, слишком грязная и неблагодарная работа.

Получать какой-то доход, конечно, хотелось, но Альберт не знал, действительно не знал, останутся ли у него время и силы на какую-либо работу, даже на неполный график. Ведь помимо учебы ему надлежало сделать еще кое-что – личное, но не менее значимое, а может и даже намного важнее, чем вся его учеба и жизнь до этого момента.

– Ты как? – поинтересовался Чарли, потому что его друг на соседнем сидении погрузился в молчаливое изучение видов за окном, а таксист не представлял собой интересного для него собеседника или хотя бы благодарного слушателя, вечно перетягивал незадавшийся с самого начала разговор на себя, ведая про свои мелкие даже не проблемы, а, правильней сказать, какие-то неурядицы (еще и радио ему вторило слезливыми и слащавыми песнями), которые обоих парней оставили всецело равнодушными.

– Нормально, странное чувство, но я справлюсь, Чарли. Спасибо тебе за все!

Остаток пути уже оба друга провели в молчании, слушали блеяние старика про прачечную и цены на стиральный порошок.

– Зато с каким удовольствием я покидаю этот Додж! – Эбби усмехнулся, ставя хромой чемодан на тротуар перед воротами академии. – И мне уже ничто не страшно!

– Ты абсолютно прав! А вот и наша детка! – Чарли окинул взглядом CCAA. – Соскучилась без нас?

***

Пятница, 2 июня 1989.

– Ты же знаешь Джо? – спросил как-то Талли, когда они в прошлом семестре, до каникул, сидели за столом вне крепостных застенков академии во время обеда. День выдался таким, что хотелось выбросить все лекционные талмуды в окно, послать профессора, выбежать во двор, раздеться до трусов, валяться на траве, курить, определяя форму облаков – “А это огромный phallus Пана! Или все-таки Приапа?” – Чарли в своем репертуаре. Все это происходило в их смелом воображении, кроме облака и курения – это вот взаправду; а так они – весьма одетые и при конспектах с книженциями сидели на скамье, распластавшись на столешнице. Локти их соприкасались, выпускаемый изо ртов табачный дым перемешивался, как и смех с кашлем, на двоих – одна булка, – ее останки, россыпью лежащие на щербатой поверхности, уже замечены молодыми визгливыми воробьями. До чего же хорошо, что аж грустно становилось, будто Эбби всего этого не заслуживал. Но Чарли так не считал, он всеми способами пытался, порой успешно, точно универсальная таблетка от всех хворей, взбодрить его – Эбби отпускало, но у любого сильного препарата есть побочное действие – разум затуманивался, тупость благословляла, все вокруг плыло, казалось сном. Somnus…

Альберт Андерсон все эти дни и так жил будто во сне… Имеются в виду световые дни, ночью он не мог сомкнуть глаз: ему казалось, – Артур все еще в их комнате, рядом – только протяни руку, вот же он – напротив. А когда первые лучи ползли по мозаике паркета, устремляясь в тот угол, обнаруживалась на его голой кровати с одним лишь пружинным матрасом примостившаяся там пустота – жирная, раздувшаяся до потолка. Полиция забрала многие вещи, почти все, даже незавершенные картины – для анализа его психического состояния экспертами. Академия тоже в стороне не осталась – его постельное белье выстирают и выдадут кому-то еще, как знать, может оно вернется сюда же, к Эбби. А вот Артура больше нет, и он никогда не вернется. Некоторые предметы все же остались: не представляющие интереса и ценности для следствия житейские студенческие мелочи. Их охраняла обувная коробка, ее – в свою очередь – пустота, ставшая столь объемной, что не подпускала Альберта ближе, чтобы он мог достать этот сундучок из темноты. Да, так мало от него осталось в этом земном мире, и Артур теперь лежит в коробке глубоко под искромсанными штыками лопат кусочками корней, среди взбудораженной армии личинок и жуков… И к нему Эбби не сможет приблизиться. Или он обратился пеплом? Тогда от него осталось и того меньше… Подробности ему неизвестны. Думая об этом, Эбби отворачивался к стене, тупо пялился на нее (рыдал и скулил он в первые дни, как только узнал), пока вся комната в дормитории не заполнялась яркостью точно аквариум – водой, потом вставал, шел, потому что жизнь продолжается. Талли вырывал его из этого состояния, будто выводил на цветущий луг из подземного царствия Аида, Артур печально провожал их, прячась в тени платяного шкафа.