Мио Вик - Тест на отцовство

Ника-Николь: ― Между нами всё кончено. Я поняла, что люблю другого. Не ищи меня и не звони. Так будет лучше для всех. Пока.

Я: ― Ника, возьми трубку.

Безусловно на этом я тогда не мог остановиться. Оставшиеся дни отпуска атаковал телефон Ники пьяными звонками и текстами:

Я: ― Ника-Николь, поговори со мной.

Ника-Николь: ― Оставь меня в покое. Я люблю другого человека.

Я: ― Я не верю тебе. Ты просто разозлилась на меня. Давай всё выясним.

Ника-Николь: ― Нечего выяснять. У нас мало общих интересов. Мы не подходим друг другу.

Я: ― Главный наш интерес любовь. Я люблю тебя.

Ника-Николь: ― Почему ты не отстаёшь? Ты ещё не понял? Я была с тобой по расчету и никогда не любила, даже спала с тобой через «не могу», потому что люблю другого.

Я: ― Ты говорила, что любишь меня.

Ника-Николь: ― Мне пришлось врать. Всё, что я тебе говорила, неправда. Теперь мы в расчёте. Извини, но наши отношения подошли к концу. Пожалуйста, больше не звони и не пиши мне. Пока.

Эту часть переписки Буше видеть необязательно.

Он сосредоточенно изучает первые две фразы, по которым и так понятно, что инициатива расставания была за Никой. И уж тем более не было речи о беременности.

Француз сильно удивляется и хмурит брови. Кладёт два телефона рядом.

– Вам приходили смс с другого телефона Николет?

– Да. Это её корпоративный номер. ― отвечаю и сам не знаю зачем, но объясняю: ― Когда я попытался позвонить на личный телефон, понял, что Ника меня заблокировала.

Буше сочувственно выдаёт:

– Очень похоже, что вас и Николет обманули.

– Да. Интересно КТО ?

Буше опускает взгляд вниз.

– Я не знаю… Время прошло. Это не изменить… Я могу объяснять, что было. Честно. – француз глубоко вздыхает, а меня до скрежета зубов раздражает, как он путает временные формы глаголов. – Вы расстались. Николет была растерянной. Я сделал шаг навстречу. Писал. Она отказала в общении. Три месяца я ждал. Мы с коллегами лететь в Россию по нашему контракту. Я найти Николет.

В моей груди расплывается острая боль. Усиливаясь за какие-то доли секунды в геометрической прогрессии.

Это… Чувство…

«Я думал будет потише… Но твою ж мать, так разъедает душу…»

Безудержная ревность.

Мучительная тоска калёной иглой пронзает старые шрамы на моём сердце. Больно. Обжигающая ярость лишает воздуха. Приходится дышать натужными рывками, подобно тому, когда кислород в помещении вот-вот закончится.

– Николет была с животом. Беременность протекала трудно. Я предложил самый лучший уход в частной клинике во Франции. Познакомился с родителями Николет, они меня поддержали. – Буше плавно двигает руками и говорит монотонно, будто усыпляя бешеного зверя. – Николет лететь со мной. До родов она под наблюдением врачей. Анна-Мари была очень слабенькой. Мы старались её сохранить. – тут хрипловатый голос француза дёргается.

Вдоль моего позвоночника ползёт холодок. Держать себя в руках становится невыносимо… Колоссальным усилием воли принуждаю себя сидеть и слушать.

– На тот момент важно было зарегистрировать брак. Николет согласилась. – Буше берёт футляр со столика и вынимает очки. Я только сейчас обращаю внимание на бумажные папки, лежащие стопочкой. Он открывает первую и разворачивает ко мне.

– Роды были опасные. Я боялся их потерять. Николет пришла в себя и набиралась сил. А для Анны-Марии понадобилось две операции. Сложные. – Буше показывает снимки из больничной палаты.

«Моя девочка в трубках, подключённая к аппарату. Господи! Какая худенькая и безжизненная». Обхватывая голову руками, я невольно зажмуриваюсь. Вспоминается гибель моего первого сына. Вновь подступает тошнотворное желание сдохнуть от бессилия изменить роковые обстоятельства…

Но тут другое. Здесь была борьба за жизнь. Была такая возможность.

– Я искал специалистов… Только лучшие врачи Израиля… – вижу, как ему трудно даются слова, Буше волнуется. – Лечение помогло. Теперь норма. В этой папке вся информация. Здесь копии. Можете взять себе.

«Моя малышка была так близка от смерти. Господи! Почему я не знал? Я бы всё отдал, чтобы спасти…»

«Теперь норма,» – он так сказал.

«Слава Богу!»

«Должен ли я благодарить француза? Он делал это ради Ники. Он тысячу раз мог мне рассказать обо всём. Обязан был! По-человечески, по-мужски, по-партнёрски… Но скрыл. Опять всё смешалось в голове. Ненавижу его!.. И уважаю за помощь моей дочке».

– Любящие не расстаются. ― увещевает неожиданно француз. ― Вы и Николет не говорили о любви. Не было обещаний, предложения… Не было любви.

«Что?! Ника обсуждала с Буше ― НАС ? Что ещё?»

– Тебя это не касается! ― громко обрываю его.

– Касается. Теперь она моя жена. Я люблю Николет. Я люблю мою дочь Анну-Мари… Моя семья! – торжественно произносит Пётр.

«Ох ты ж, рожа пафосная! А я, блядь, кто в этой сказке?» Сдержанно сквозь зубы процеживаю:

– Что дальше?

Буше молчит полминуты, меряет меня глазами, вздыхает глубоко и выдаёт:

– Николет хотела, чтобы наша дочка знала своё происхождение. Мы думали, вы отказались от ребёнка, но со временем можете передумать. Мы договариваться на двойную фамилию. Николет показывает дочке ваши фотографии, чтобы она узнавала вас.

– То есть я посторонний дядька с фотографии. Так вы решили?! – начинаю заводиться.

– До вчера – да, а сегодня вы знакомы.

– Случайно! Случайно познакомились. – злобно рявкаю на него. – Это нормально, ты считаешь? Долго собирался скрывать от меня моего ребёнка?!

– До желания Николет или Анны-Мари. Пока они не попросят встреч с вами. Юрий Владимирович, у нас с вами деловые связи. Личные дела не вписываются в деловой формат.

– Принято, мсье Буше. Я запомнил. – сжимаю челюсти и через паузу, отделяя каждое слово, требую: – Хочу увидеть свою дочь.

– Да, но только в этом доме. – француз вызывает кого-то из персонала.

– Это ещё что значит? Вы запретите мне выйти с дочерью за ворота?

– Нет-нет, я не против. Это решение Николет. – хрипит Пётр и отводит глаза, не выдерживая мой взгляд. – Надо прислушаться. На этот момент такие условия. Вы можете видеться сколько угодно внутри особняка. Анна-Мари вас знает. Мы с Николет много рассказывать о вас. Есть ваше видео и фотоснимки, чтобы контакт прошёл легче, когда это должно было случится.

В гостиную вошла женщина лет сорока пяти за руку с моей принцессой.

– Мадам Бланш няня Анны-Мари. – выдохнул он с облегчением.

Мои губы сами расплываются в улыбке, пока дочка семенит маленькими ножками к Буше и на французский манер называет его:

– Папи-папи… ― дальше не могу разобрать лепет по-французски, затем оглядывается. ― Смотри, папа гости!