Александр Седалищев - Отцова ноша

– Ну вот видите, мужики. А вы говорите: плохой сон приснился. Правильно говорит Коля. Когда покойные родственники снятся, нам они помочь хотят. Вот твой дед, Тереха, тебе приснился. Ты же жив остался. Значит, к удаче он тебе приснился. Предупреждал он тебя, но и помог тоже. А мне – мой отец. Пусть спиной все время, но он же мне приснился, тоже ведь к удаче. Ведь из такой передряги вряд ли кто живым выходил. Во всяком случае, не знаю я таких. Замерзали люди в тайге. Знал некоторых, кто замерз, а оставшихся в живых не встречал. Нам помогло стечение многих обстоятельств – это начиная с того, что Тереха возвращался все-таки по своим следам, а не по оленьим куда-то в сторону ушел. Ушел бы в сторону и что? Потом то, что банки консервные под копыта лошади попались. Лес ведь большой, а банки лежали именно там, и как так получилось, что они попались под копыта? Здесь есть вопросы без ответов. Потом то, что именно в момент, когда я рубил дрова, Тереха оказался совсем недалеко. Ведь дрова мы рубили не постоянно, а с частотой примерно раз в час, может, и больше. Если бы он прошел еще и не остановился послушать, он бы не вышел к костру. И последнее, сон Данила и головешка на его штанах. Все прекрасно понимаем, что мы тогда уснули крепко, если бы Данил не проснулся, то и мы бы все не проснулись. Цените свою удачу, друзья. Ну, а я в вас, в моих друзьях, ценю силу духа и умение дружить, что, поддерживая и помогая друг другу в таких условиях, мы выжили и никого не потеряли. Я вас всех люблю.

Мавра сегодня утром опять проснулась раньше обычного. Такое с ней в последнее время стало происходить часто. Вроде бы и всегда рано вставала: работа на ферме, дойка собственных коров, заботы по хозяйству, дети и так далее и тому подобное, – но почему-то в последнее время она стала просыпаться слишком рано. Лежа в постели, Мавра каждый раз старалась ощутить себя, проверить свое здоровье, которое в последние годы начало ее беспокоить. Фельдшер прописала какие-то лекарства, но она их не всегда принимала и вспоминала о них, только когда прихватывали болезни. Не каждое утро, но к непогоде начинали ныть спина, колени, пальцы рук – тогда она вспоминала своих родителей и деда с бабкой, у которых тоже постоянно болели суставы, а у отца пальцы вовсе были скрючены от вечного полоскания рыболовными сетями в холодной озерной воде. Она помнила, что по молодости, глядя на стариков, хотя и жалела их, но полагала, что такого с ней не будет никогда. Минуют ее болячки и проживет она долгую, счастливую и здоровую жизнь. Каждый раз, когда начинались боли, она также вспоминала свою работу на совхозной ферме, когда с утра, еще задолго до восхода солнца, в любую погоду нужно было идти и доить положенное количество коров. А коровник холодный, в старые времена доильных аппаратов не было, вот и приходилось работать руками и отогревать их на коровьем вымени. Да что каждый раз вспоминать, все теперь в прошлом. Сейчас пенсия и внуки, дети уже выросли. А с непутевым своим Мавра, хотя и маялась, да все-таки прожили они долгую жизнь, детей всех вырастили, подняли.

Слава богу, сегодня с утра вроде ничего и нигде не покалывало, голова была ясная, но непонятная тревога, засевшая со вчерашнего вечера, все еще не отпустила. «Больные колени, кисти и пальцы рук не ныли – значит, быть сегодня хорошей погоде», – подумала она и решилась потихоньку встать, чтобы не разбудить супруга. Хоть каждый раз ворчливо за утренним чаем выражала она свое недовольство тем, что муж никогда ей не помогал на утренней дойке – вон смотри, мол, сосед Кеша как старается, порой жену Настю и не видно в загоне для коров, сам доит, сам молоко на молокозавод сдает и постоянно по хозяйству что-то делает – но все же не будила его. Дал бог супруга – дрыхнет без задних ног, хорошо, хоть к концу дойки встанет и чай вскипятит.

Младшие оба спят, ну и ладно. Им это надо, еще успеют наработаться в этой жизни. Самый младший, кажется, всю ночь где-то был: сквозь сон слышала, как он ночью в дом заходил. Это был именно он: она ведь знает, кто как в дом заходит. Она даже знает, кто как во сне дышит, сопит и ворочается. Надо бы отругать его, как проснется, а то совсем без спроса гулять стал.

Старший сын давненько обзавелся семьей, построил дом, с женой нарожали детей и живут отдельно. Средний, Вася, совсем недавно, на днях, тоже женился. Невеста его ждала и со службы в армии, и пока он получал образование. Дождалась ведь, все время была на глазу. В деревне ничего не утаишь. Свадьбу сыграли, как сын приехал. Половину деревни пригласили. Уважили люди, почти все пришли. Вася – самый любимый. С детства был ласковый, школу неплохо закончил, а сейчас и вовсе хорошее образование получил: окончил сельскохозяйственный техникум – и вернулся в деревню. Будет агрономом, но пока в отпуске, поехал с молодой женой на сенокос с бригадой.

Тихонько спустив ноги на пол, нащупала тапочки со стоптанными задниками, воткнув в них ноги, не спеша поднялась с кровати. Панцирная сетка старой кровати как всегда растянуто и ворчливо заскрипела, но муженек даже веки не приоткрыл: как сопел в две дырочки, так и сопит. Несмотря на ворчание, Мавра всегда старалась его не растревожить по утрам неосторожным движением или шумом. Пусть спит. У него тоже жизнь не сахар, тоже ему досталось. Волоча ноги, чтобы не шлепать тапками по полу, прошла в кухню, где, немного посидев на стуле и размяв свои уже далеко не худые телеса, Мавра стала не спеша одеваться и прислушиваться к шумам на улице. Вон возле коровника замычала старшая корова, требуя утреннюю дойку, а вот у соседей, по голосу слышно, Кеша уже стучит ведрами и негромко погоняет коров. Раздался звук мотора автомашины. Кто бы это с раннего утра ездил по деревне, ведь все водители совхозные еще спят, а частных машин – раз-два и обчелся. Солнце, хотя и выскочило уже высоко, но еще не грело как днем, поэтому пока было приятно дышать свежим утренним летним воздухом. Ночи сейчас стояли самые светлые и короткие, а дни начинались самые жаркие. Утренняя роса осталась только в тенечке, небо было голубое-голубое. Во дворе дома Мавра старалась вырастить траву и строго следила, чтобы домочадцы ходили по проложенным деревянным настилам – тротуарам, поэтому каждый год двор у нее был зеленый.

Выйдя на крыльцо, Мавра с нескрываемым удовольствием потянулась и, оглядев свое хозяйство, удовлетворенно выдохнула, затем, помахивая ведром, неспешно зашагала в сторону хотона – коровника, который находился на дальнем краю участка.

Выделенный для строительства дома участок земли располагался на самом краю деревни, недалеко от большого озера. С двух сторон участок теснил густой ельник, а озеро находилось за небольшим островком леса. Дыхание озера ощущалось постоянно: летом – влажность и свежесть с полчищами комаров, а зимой – постоянный пронизывающий ветерок. Жить с краю деревни оказалось удобно: вот тебе рядом озеро, откуда брали воду и куда зимой погоняли коров на водопой, вот тебе пастбище совсем рядом, да и деревня-то маленькая, до так называемого центра совсем близко. Единственное, что беспокоило ее – это огромная лиственница, возвышавшаяся над ельником совсем недалеко от ограды. Дерево посреди леса, с громадным стволом в три взрослых мужских обхвата, со склонившимися к земле толстыми ветками, да еще со старыми захоронениями рядом, внушало, как минимум, благоговение. Местные без нужды старались не ходить рядом с этим деревом, хотя там и лежала широкая тропинка, ведущая в совхозные огороды. Поговаривали, что это дерево шамана, и, если сделать с ним что-то худое, то оно отомстит. Был даже рассказ, что некогда один из местных сломал на дереве большую ветку – и вот после этого вскоре умер его сын. Мавра первое время пилила мужа за то, что он выбрал именно этот участок, но, прижившись, она уже не так остро стала воспринимать это не столь хорошее соседство. Свыклась, и, если бы ей сейчас предложили поменять участок, то вряд ли согласилась бы.