Мария Серрадо - На небе ни звезды

Вида не была сильно травмирована: она сама встала на ноги и, как оказалось, отделалась ушибами и легким испугом. Те местные, которые видели скачки, говорили, что она с самого утра вела себя странно – будто вовсе не хотела принимать участие в мероприятии. Валери тут же вспомнила, с каким отвращением Вида говорила о намечающихся скачках на вечеринке.

Виктор Гейнсборо сказал, что сам видел, как «конь чуть не убил его ребенка». Коня отвели в закрытое стоило. Выстрел был слышен даже в особняках за холмами. Потом вечеринка перенеслась в дом Гейнсборо, и сама Вида, когда все собирались ехать, предлагала гостям шампанское и хвалила блюда, которые для них приготовили.

Это происшествие смутило отца Кларенса, который был там, и он не поехал со всеми, а пришел забрать сына из школьного рабства, чтобы потом отправиться домой. Он разговорился с учительницей Кларенса, к которой питал глубокое уважение, выражая его дорогими подарками и личными премиями за особые достижения в преподавании, и Валери аккуратно подслушала весь их разговор. Судя по всему, Александр и Вида были дома с гостями, и с ними все было в порядке, но Валери не стало легче, потому что гнетущее ощущение не отпускало ее. Она чувствовала, как внешние реакции слабеют от урагана внутреннего волнения и поняла, что не может больше оставаться в школе. Она сделала уже достаточно для того, чтобы ее отпустили. Поцеловав в лоб Альби и сухо пожелав ему удачи в чем-то, она ушла. Несмотря на обещание узнать больше об этом ребенке и попытаться чем-то помочь ему, Валери почему-то казалось, что она вскоре забудет о нем, а он – о ней. Она шла домой пешком, быстро шагая и поднимая пыль с дороги.

Солнце стало просвечивать сквозь огромное облако, закрывающее небо. Это была уже не та грозовая туча, которая стала причиной недавнего происшествия, – она быстро уплыла, даже не выпустив дождь, – а серое, влажное, тяжелое облако, опустившееся на город полчаса тому назад. Заметно потеплело, и казалось, что вот-вот начнется дождь и смоет пыль, покрывавшую собой все.

Дом Асторов показался Валери неестественно большим и покосившимся, будто подгнившим у основания. Отца там не оказалось. Валери не знала, где он, да ей и не хотелось знать. Она сбросила жакет, поднялась в свою комнату и начала перебирать одежду: ей было необходимо занять руки, делать что-то, не прерываясь и не думая ни о чем. После десяти минут физической активности она все бросила и упала на кровать поверх разложенных вещей. Она приподнялась и поморщилась, посмотрев свой гардероб. Эти платья, юбки, чулки, кофточки, пояски, завязки, халатики, перчатки, жакеты, туфли, шляпки, браслеты и жемчужные нитки – все показалось ей таким глупым, таким примитивным и мерзким, что Валери с ненавистью скинула все на пол. Она обвела взглядом комнату, и ей стало еще противнее находиться в этом белом кукольном доме. Со стены ей кривил рожицу плакат «Книжная выставка Линдо», в нижнем углу которого был записан телефон Роки Харбора. Стол, на котором она не убирала с конца мая, все еще был завален учебниками, которые тоже смеялись над ней. Хотелось кричать, рвать и метать, громить все на своем пути, изрисовать стены углем или облить краской, вскрыть белые подушки и выбросить их из окна, повалить шкаф на кровать и уйти, уйти насовсем, неважно, куда. Вместо всего этого Валери вышла и аккуратно закрыла дверь, решив в ту ночь спать в другой комнате.

Я человек спокойный и уравновешенный. Я человек спокойный и уравновешенный. Я человек спокойный…

Она все равно не могла успокоиться: вернулось чувство, сопровождавшее ее всю дорогу домой, но которое невозможно было ни выразить словами, ни четко оформить в голове. Это пощипывающее изнутри ощущение жидким туманом заполняло все тело и захватывало мысли. Ее руки снова дрожали, и не получалось ровно дышать – Валери чувствовала, что случится что-то плохое, что так взволновавший ее случай – только предупреждение, предисловие к чему-то много худшему.

Проблемы ее жалкого существования на время перестали волновать Валери, но она не могла выгнать из головы напряженное ожидание чего-то и полностью поддалась этому гнетущему чувству. Было тихо – и в доме, и снаружи: будто даже тише, чем в обычные вечера, и эта непоколебимая тишина, это сверхспокойствие заставляли ее еще сильнее беспокоиться, словно она ждала внезапного взрыва бомбы. Но ничего не происходило. Случилось лишь ожидаемое – ее отец вернулся. Он вошел в дом – как всегда тяжело дыша и покашливая – и увидел дочь на кухне, у столешницы, перемешивающую что-то в голубоватом пластиковом блюде.

–Ешь хлопья на ночь? Я бы на твоем месте подкрепился более основательно, – усмехнулся он, вешая грязное пальто на вешалку.

–Нет. Просто решила что-нибудь приготовить. Заняться нечем, – она старалась дать разговору шанс стать обычным, хотя уже ощущала, что само присутствие ее отца рядом тогда особенно раздражало ее, и она готова была взорваться в любую секунду.

Он взял открытую бутылку жюсте и наполнил свой любимый граненый стакан. Тишину нарушали только постукивание ложкой о стенки блюда и мерные глотки Альберта.

–Есть какие-то новости? – спросил Альберт.

–Знаешь про то, что…

–…случилось у Гейнсборо, – закончил Альберт. – Да, разумеется. И до нас донеслось. Сидели себе спокойно за бумажками, и тут – ба! Хорошо, что тебя там не было – представляю, как бы ты разнервничалась!

–Почему ты так уверен? – Валери перестала мешать.

–Я же тебя знаю, дорогая. По тебе даже сейчас видно, что ты волнуешься.

–Я не волнуюсь.

–Ну, вот…

Какое-то время оба молчали.

–У тебя есть новости? – задала вопрос Валери, уже настроившаяся не слушать. Ее собственные мысли были настолько громкими, что сначала заглушали голос Альберта.

–Да, странные. Это как-то…слишком резко, знаешь! Представляешь себе, Виктор отправляет сына заканчивать учебу! Прямо сейчас, да вот на днях, чтобы за лето он хорошо там устроился. Я даже с ним согласен: такому молодому человеку, как Александр, нечего делать в наших краях. Там у него будет больше возможностей себя проявить. Я почти уверен, что Виду отец тоже пристроит куда-то на лето, не скучать же ей здесь одной. (а она, Валери, значит, неподходящая для нее компания? Мыслишь по-скотски, пап. Хотя бы не озвучивал. Невозможно) Это все зав.учета мне рассказал. Он такой сплетник, жуткий! Как его вообще держат на этом посту, безобразие! Но эта информация верная, я подтверждаю…

Валери сжала в руке ложку в попытке вложить в это движение всю свою силу.

–Утром я созванивался с Роки Харбором, – тем временем продолжал он. – Мы обсуждали наши вложения в «Бонайре Корп», он предложил выкупить нашу долю. (Не дождетесь) Вряд ли они уже будут расширяться, особенно, у нас («Бонайре» – огромная компания, и они ТОЧНО БУДУТ расширяться, не важно, что там наговорил Роки) , так что я решил: лучше сбыть этот актив. Я уже днем отправил ему заверенное согласие. (ЧТО???) Пусть Роки со всем разбирается, нам надо поискать что-то новое. Поживем – увидим. Кстати, Ивар передавал тебе привет.