Максим Шанин - Урочище

Затем Елена начала вспоминать все мельчайшие подробности ее короткого общения с сыном. Вот она положила его рядом с собой, распеленала, обняла. Рука ее от локтя до кончиков пальцев едва дотягивалась до шеи младенца, она это запомнила, потому что в тот момент хотела погладить его по головке, но не дотянулась. Да, точно! Тем местом левой руки, где у людей обычно бывает бицепс, Лена касалась розовых пяточек, а пальцами… Пальцами только и удалось погладить плечико. Но Сережка ведь не был таким крупным еще вчера… Или когда там. Когда родился. Прошло, значит больше месяца наверное, а то и двух!

Женщину опять обдало сначала жаром, затем бросило в озноб. Она совершенно не понимала, где она, что происходит и сколько времени прошло с той страшной ночи. Она до сих пор не верила в произошедшее с ней. Может это все таки сон, может я еще сплю или в больнице под наркозом?

Елена опустила взгляд на обрубок своей левой ноги. Вдруг она дрожащими руками стала лихорадочно развязывать бинт, который, как назло, не хотел поддаваться. Хотя повязка была не тугая, и, вроде бантиком завязано, у девушки никак не получалось развязать. То ли руки ослабли, то ли узел какой-то странный… как все в этом доме.

Девушка, попыталась подпрыгнуть к краю кровати, оттолкнувшись от пуховой перины. Руки утонули почти по локоть и прыжок не удался. Тогда она, извиваясь как червяк, подползла к краю, свесила правую, теперь уже единственную ногу вниз, осторожно поставила ее на теплый коврик и, упираясь тонущими в перине руками, все же встала. Лена сделала два пробных прыжка на месте, чуть пошатнулась, но расставила руки в стороны и удержалась. В следующий момент она, резко выдохнув, прыгнула вперед, затем еще раз. И наконец, с третьим прыжком ей удалось достичь цели – она стояла у большого старого комода! Держась левой рукой за странный предмет мебели, молодая мама правой открыла верхний ящик и, раздвигая какие-то лоскутки, деревяшки и бумаги пыталась найти ножницы или хоть что-нибудь острое, чтоб разрезать или подцепить плотно завязанный узел.

– Это не то, это не пойдет, – бормотала Елена, выискивая в ящике необходимый инструмент, – так, а что у нас внизу, – девушка открыла нижний ящик и сразу же увидела необычные маленькие ножнички, по размеру как маникюрные, только с прямыми лезвиями. Два больших кольца для пальцев были выполнены в форме птичьих яиц, от них тонкими лапками шли основания лезвий, утолщаясь превращавшиеся в тело птицы, клювом которой и были лезвия. Раздвинув своими тонкими нежными пальцами кольца ножниц, молодая мама улыбнулась – лезвия разошлись в разные стороны таким образом, что птица, будто раскрыла длинный острый клюв.

– Аист! – удивилась Лена, пробуя поработать ножницами, – ну точно аист, какие забавные ножнички! – воскликнула девушка. Вспомнив о том, для чего она искала ножницы, Елена запрыгала обратно к кровати, первые прыжки на одной ноге давались ей с трудом, но она уже поняла, что быстро освоит технику перемещения, хотя до сих пор не могла свыкнуться с мыслью о своем положении.

Усевшись как можно удобнее на кровати, перина которой словно хотела утопить в себе, девушка принялась ковырять узел повязки. Она воткнула острый «клюв аиста» в центр узелка, с усилием протолкнула лезвие вглубь и разрезала узел, который мгновенно раскрылся, будто полевая ромашка на рассвете. Осторожно, слой за слоем, сматывала Лена бинт с коленки, а когда последняя полоска белой марлевой повязки соскользнула с ее ноги, девушка, охнув, прикрыла рукой рот. Из глаз брызнули слезы. Уродливая культя была обрамлена аккуратным розовым шрамом, там где должна была продолжаться нога, все обросло новой кожей! Ни синяков, ни подтеков. Не было даже ниток шва или хотя бы красных, кровяных следов от них. Шрам был весь розовый!

– Это же сколько надо тут проваляться, чтобы они оттяпали мне ногу, да она еще и успела полностью затянуться, зажить! – сквозь слезы пробормотала девушка.

– Это же месяца два или три! – не унималась Елена в своем возмущении, – то-то я и смотрю Сережка у меня больно крупный!

Через пару минут, молодая женщина смогла взять себя в руки и забинтовала оставшуюся часть левой ноги. Сначала необходимо выяснить, что здесь происходит, какие люди тут живут, а затем уже сваливать отсюда. Интуиция подсказывала девушке, что вести себя сейчас нужно очень осторожно. Возможно ей и ее ребенку угрожает опасность, а значит не стоит выказывать своих подозрений и мыслей. Нужно притвориться слабой, покорной и усыпить бдительность хозяев дома и местных жителей.

Девушка легла поудобней и стала обдумывать стратегию поведения. Вскоре послышался скрип открывающейся двери, тяжелое шарканье ног и вот в дверном проеме маленькой уютной комнатки появилась хозяйка дома с младенцем на руках.

– На вот держи богатыря! – гордо произнесла бабуля, словно держала собственного внука, – ест за троих! Правда и какает тоже за троих, так что давай, займись этим. Вода и тазик на кухне, справишься или помочь?

– Спасибо, Зинаида Захаровна, я сама попробую, пора уже и честь знать, – вырвалось у Елены.

– Ну про «честь знать», скажем рановато еще думать, а вот про самостоятельность – самое время, – как-то холодно резанула милая с виду бабуля.

– Так вы говорите сколько дней я у вас тут уже? – попыталась применить эффект внезапности мама Сергея Сергеевича.

– Мы тут в дни не считаем, по сезонам живем, так повелось, так тому и быть, – снова как в каком-то трансе промолвила старушка.

«Да, этих прощелыг не проведешь похоже!» – подумала Лена, улыбнулась старухе, взяла на руки младенца, положила его на кровать и стала распеленовывать.

– Пеленки чистые в комоде в нижнем ящике, – уже более мягким голосом сказала хозяйка, – да только сначала воды в таз набери, да малыша на кухню отнеси, потом уж пеленку то снимай, а то замажете мне тут все… Палка там, за дверью есть, – бабка указала толстой морщинистой рукой в сторону кухни, – пока с ней походишь. Завтра Ондрюшка тебе костыли доделает, нейдет сегодня работа у него.

– А что за Ондрюшка? Андрей что ли имя? – заинтересовалась девушка, ей почему-то очень захотелось пообщаться с кем-нибудь кроме этих двоих.

– Ондрей, Ондрей, да только все зовут его Ондрюша-дурачок.

– А почему дурачок?

– Как почему? – снова удивилась старушка, – потому что дурачок! Вот почему! Завтра приползет сама и увидишь. Ну все я в стайку пошла, поросятам дать надо. – старуха развернулась, и зашаркала к выходу, не оборачиваясь обронив:

– За дверью палка. Не забудь.

В доме снова воцарилась тишина. Маленький Сережка посапывал в полудреме, от его пеленки исходил терпкий запашок, пробудивший материнский инстинкт молодой мамы, она поднялась и попрыгала за палкой. Предстоит тяжелая работа – первое омовение сына!