Анастасио Д. - Смертельный сеанс. Миссия в Вашингтоне

Заместитель торгпреда хорошо разбирался в тонкостях бразильской и мировой экономик. К удивлению Вольфганга, развитие советской оценивал весьма скептически, откровенно заявляя, что держится она почти исключительно на экспорте нефти и природного газа, а цены на углеводородное сырье могут пойти вниз в любой момент благодаря развитию энергосберегающих технологий и использованию новых источников энергии, прежде всего, возобновляемых – вроде ветра, солнца и морского прилива. Или даже из-за враждебного сговора крупнейших иностранных производителей нефти и газа. И тогда «великому и могучему» Советскому Союзу придётся ох как нелегко!

Более того, Алексей не одобрял огромных расходов на помощь зарубежным друзьям, считая, что максимально привлекательную витрину социализма следовало бы создать, прежде всего, в своей стране, не распыляя ресурсы. Тогда пропаганда нового общественного строя давала бы совсем другие результаты. «Ну, какой смысл возводить огромные металлургические заводы и электростанции в африканских тропиках, где-нибудь в Конго, Гане или Эфиопии? Туда надо гнать дешёвый ширпотреб с крупной маркировкой „Сделано в СССР“, чтобы завоевать симпатии местного населения. А вот с этими товарами у нас самих пока очень туго». Критиковал и непомерные затраты Москвы на вооружение. Такие высказывания звучали в брежневские времена непривычно смело в устах советского чиновника, и смахивали на попытку провокации.

Догадываясь, что Алекс оказался на дне рождения Марты отнюдь не случайно, Вольфганг старался держать его на расстоянии, хотя изредка они навещали друг друга, чтобы сыграть пару партий в шахматы и выпить немного виски. Беседовали легко и непринуждённо на самые разные темы, и часто их точки зрения совпадали или были близки, как пишут в официальных коммюнике по итогам зарубежных визитов высочайших персон.

К дружескому общению располагало и новое поветрие из Европы, где между Западной Германией и Советским Союзом впервые наметилась так называемая политика разрядки. К ней подтолкнула Бонн и Москву «сделка века», в результате которой сибирский природный газ должен был широким потоком поступать в ФРГ в обмен на немецкие стальные трубы, изготовленные по особой технологии, недоступной русским. Конечно, о дружбе двух стран говорить не приходилось, но взаимная беспощадная критика пошла на спад. Это не могло не радовать Вольфганга и Татьяну, порождало пока неясные надежды.

С каждой встречей, исподволь наблюдая за своим новым знакомым, Вольфганг постепенно убеждался: Алексей работает на советские секретные органы, хотя это не очень-то вязалось с его внешностью, тонкими манерами и мягким характером. А тем более – с осуждением много чего «совкового». Впрочем, время шло, однако русский не обращался к западногерманскому приятелю с просьбами и вообще не пытался влезть в душу.

В один из майских вечеров, когда приближалась очередная годовщина окончания Второй мировой войны, Алексей, словно невзначай, бросил:

– Я искренне завидую бразильцам и прочим латиноамериканцам! Они даже вообразить не могут, что такое война. Не то, что мы с Вами, многострадальные европейцы. А ведь и в наши дни ещё немало нацистских военных преступников скрывается от правосудия в Южной Америке. В том числе и здесь, в Бразилии. Нет, я вовсе не упрекаю правосудие ФРГ в пассивности, ибо знаю: международное законодательство предусматривает выдачу политических преступников только из тех стран, где совершённые ими злодеяния считаются таковыми. Но это, к сожалению, не тот случай.

Вольфганг охотно согласился: жители Западного полушария – баловни судьбы и щедрой природы. Действительно, поддакнул он, когда Европа истекала кровью, некоторые государства американского континента наживали громадные деньги на поставках зерна, мяса, другого продовольствия и стратегического сырья воюющим сторонам. Иногда – сразу обеим.

– Вот-вот, – кивнул Алекс. – Не знаю как Вам, а мне трудно смириться с мыслью, что лозунг «Каждому – своё», начертанный на воротах германских концлагерей, по-прежнему благоволит бывшим палачам, неплохо устроившимся в Южной Америке. Кстати, Вашей русской жене, я слышал, пришлось в течение нескольких месяцев пройти через одну из таких «фабрик смерти» и уцелеть по чистой случайности?

Вскоре Курт объявил о своём предстоящем отъезде из Бразилии. И даже не пытался скрыть ликования: его переводили в посольство Германской Демократической Республики в Перу – с повышением в ранге, как гордо не преминул уточнить «дипломат». «Не я ли помог тебе продвинуться по карьерной лестнице?» – подумал Вольфганг. Но озвучивать свой вопрос не стал.

Вообще-то он был доволен отъездом бывших друзей, полагая, что теперь будет легче забыть не самый приятный эпизод своей жизни. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон…

Прощальный коктейль в резиденции посла Восточной Германии собрал, как обычно, много гостей. Этот дом был весьма популярен в новой столице: умелая протокольная работа главы дипломатической миссии ГДР, а главное – внешность его супруги, бесспорно считавшейся победительницей негласного заочного конкурса красоты в светском обществе, привлекали немало завсегдатаев различных раутов. В первую очередь – мужчин, но заодно – их ревнивых жён.

Когда гости откланялись, и оставалась лишь группка тех, кто обычно не расстаётся со стаканом и не прерывает пустопорожних бесед до красноречивого сигнала хозяев – выключения главной люстры в зале, Курт представил Вольфгангу своего преемника. Его звали Клаус. Он был немолод. Проницательный взгляд и спортивно-военная выправка этого «дипломата» не оставляли сомнений в его принадлежности и ко второй, вполне определённой, профессии. «Этого штазника в любом случае надо держать на безопасной дистанции», – теперь уже твёрдо и бесповоротно решил Вольфганг.

После отъезда Курта и Марты промелькнуло около года. В тропиках время для европейцев скользит незаметно из-за отсутствия привычных зимы, весны и осени. Одно столь желанное вечное лето, от которого, как ни странно, сильно устаёшь!

За это время «дочка» концерна упрочила свои позиции на весьма конкурентом местном рынке и смогла немного расшириться. Вольфганг переманил трёх опытных сотрудников из бразильской фирмы-партнёра. А в помощь Татьяне по её просьбе нанял Антонину, пожилую дочь русских иммигрантов, переехавшую в столицу из южного города Куритибы. Эта женщина, всю сознательную жизнь проработавшая бухгалтером, очень старомодно изъяснялась по-русски. Её родители после революции 1917 года бежали из России в китайский Харбин, оттуда перебрались сначала в Рио-де-Жанейро, а потом южнее, где было немало таких же беженцев. Антонина снабжала Татьяну художественной литературой на русском языке: её младший брат владел небольшой лавкой в Рио-де-Жанейро, торговавшей советскими книгами. Они поступали из Москвы по официальным каналам и пользовались спросом среди русскоязычных иммигрантов.