Сергей Курган - Маскарон. Роман

– Ну, почитай это на сон грядущий. Вдруг тебе во сне приснится разгадка. Анюша, – резко перешел он на серьезный тон, – я приеду, как только смогу. Постараюсь уже в субботу. Если не получится, значит, в воскресенье. Поездом, так быстрее. Давай адрес!

После того как Аня сбросила ему адрес отеля, Макс заговорил снова.

– Знаешь, Анюша, что я подумал? – начал он.

– Откуда же мне знать? Я не телепат.

– То, что ты юморишь, это хорошо. Держись! Мы и не в такие переделки попадали, верно?

– Попадать в переделки, это вообще наше хобби.

– Я бы сказал, уже профессия, – со смехом ответил Макс. – Но я вот о чем: может, тебе обратиться с этой запиской к дяде Саше? По-моему, самый момент, а?

– Может быть, – ответила Аня.

– Что ты собираешься делать дальше?

– Ждать, пока получу допуск, а потом…

– Погоди, – прервал ее Макс, – какой еще допуск? Это что, архив BND 6 6 BND – Bundesnachrichtendienst – разведслужба Германии. ?

– Это церковный архив. Макс, я тебе потом объясню, ладно? Я жутко устала.

– Ну, спокойной ночи. Пока!

– Пока.

После того как Макс отключился, Аня уселась в кресло и положила записку себе на колени. Текст, распечатанный на принтере, выглядел загадочно:

Аня вглядывалась в эти ряды букв и цифр, пытаясь понять хотя бы, о чем тут речь, но ничего не приходило в голову. Лишь где-то на самом краешке сознания трепыхалась какая-то мысль или ассоциация с чем-то. Ухватить ее никак не удавалось, но странным было то, что, с одной стороны, это явно было что-то давнее, идущее чуть ли не из детства, а с другой – напротив, что-то совсем свежее, сегодняшнее.

«Вообще детский сад какой-то», – подумала она. Но это впечатление игры, которое производила записка, никак не вязалось с тем, что произошло сегодня в Старом Городе. «Мне очень сильно повезло», – продолжала размышлять Аня, – «что я вообще сижу здесь и ломаю себе голову над этим странным посланием, а не валяюсь в виде трупа с проломленной головой в морге». При этой мысли ее передернуло. «Но ясно», – раздумывала она дальше, – «что тот, кто подложил эту записку, естественно, рассчитывал на то что я ее прочитаю, и, следовательно, буду жива. А, значит, это не тот, или не те, что пытались меня убить. Из этого следует, что тут действуют, как минимум, две различные силы, вероятно, враждебные друг другу. Только действуют они как-то опереточно, что ли»?

Но то, что это не игрушки, Аня отчетливо понимала. Она угадывала за всем этим смутно различимые контуры чего-то по-настоящему серьезного. В опереточных декорациях игралась драма, а возможно, и трагедия.

«И, кстати», – подумала Аня, – «из того, что мне подложили эту записку следует, как минимум, еще один вывод: они, очевидно, рассчитывали не только на то, что я буду жива, но еще и на то, что я сумею эту тарабарщину понять, а иначе зачем…»

Аня чувствовала, что мысли начинают плясать, а глаза слипаться. Голова казалась тяжелой, как свинцовый шар. «Все, на сегодня более чем достаточно, – сказала она себе. Пора на боковую». Из последних сил раздевшись, она залезла в постель и тут же уснула.

Ночью она проснулась, внезапно поняв, с чем связывался у нее в сознании текст записки.

Аня даже удивилась, как она могла это забыть. Ну конечно, это похоже на то, о чем повествуется в рассказе Эдгара По «Золотой жук», который она прочла, когда ей было лет тринадцать. Там фигурировала записка, составленная пиратом Киддом. Она была зашифрована, но герой рассказа по фамилии Легран довольно легко «расщелкал» этот шифр. По его мнению, шифр был весьма незатейливым, из числа простейших. Но Ане он показался совсем не простым, и она открыв рот следила за тем, как Легран шаг за шагом расшифровывал текст. И вот записка, которую ей подложили, чем-то очень напоминала ту – из рассказа. Но, главное, эта ассоциация сработала как триггер – она потянула за собой другую, совсем недавнюю. Архив! Уж очень было на то похоже.

Она встала с постели и, включив свет, взяла со стола записку, после чего уселась с ней в кресло. Еще раз увидев текст, она окончательно утвердилась в своей догадке: «F» – это «фонд», а «Р» – наверняка «страницы» – pages! В таком случае – Е значит «опись», а R – «дело» или «папка». Да, почти наверняка. То есть, кто-то указывает ей, по крайней мере, в первой строчке, на какой-то архив! Но какой архив? Где он? Об этом, по всей вероятности, сообщают буквы слева. Но там не разбери поймешь!

«Хотя стоп!» – сообразила Аня. – «Буквы Е и R говорят о том, что это не по-английски. Но это также и не по-немецки. По-каковски же тогда»? Это понять было невозможно. Можно, конечно, строить предположения, но где гарантия, что они не окажутся ошибочными? Так можно укатить вообще не в ту степь. Ане стало ясно, что придется обратиться за консультацией к дяде Саше. Приняв это решение, она погасила свет и отправилась в постель досыпать.

Дядя Саша, живший в Вормсе, не был Аниным родственником, и слово «дядя» было, в данном случае, просто вежливым обращением к представителю старшего поколения, хотя дяде Саше было всего 55 лет, и он был, по немецким меркам, еще далеко не старым человеком. Но когда они познакомились, Аня была еще совсем юной девчонкой, а отчества в Германии никто не употребляет. Так и оставалось только «дядя Саша».

По образованию он был филологом, и преподавал немецкий, английский и французский. Языки он знал блистательно и умел ясно и доходчиво, но вместе с тем ярко и оригинально объяснить материал, раскрывая перед учеником самую суть. Заниматься у него Ане было очень интересно еще и потому, что он был широко образованным человеком и знал уйму всякой информации едва ли не обо всем, и, кроме того, был очень хорошим рассказчиком. Не последнюю роль играло и то, что у него было превосходное чувство юмора, что делало его интересным собеседником и вообще обаятельным человеком.

Он в свое время очень помог Ане, и не только с английским, и она с тех пор поддерживала с ним отношения. Время от времени, когда она сталкивалась с какой-нибудь особенно сложной проблемой, то обращалась к нему, и еще не было такого, чтобы дядя Саша в чем-то не разобрался. И Аня поняла, что это как раз случай для него.

П ока же ее ждали судебные отчеты инквизиции. Фрау Вайгель была совершенно права: это была такая информация, от которой действительно делалось тошно, и возникало ощущение, что ты падаешь в бездонную пропасть, источающую смрад и ужас. Перед читавшим этот кошмар представала нескончаемая череда безмерной жестокости, человеческой, а, вернее, нечеловеческой, извращенности, злобы и низости. Ничем не сдерживаемое, неограниченное зверство.

Поражала невероятная изобретательность в причинении боли и страданий другому человеку, просто неистощимая фантазия в придумывании всевозможных пыток и казней. Эти отчеты представляли собой настоящую энциклопедию истязаний, среди которых были такие, которые Аня не могла себе даже вообразить. Она никогда бы не подумала, что подобное возможно и не могла понять, как такое вообще могло прийти в голову. Это было глубокое погружение в нечистоты того что мы называем цивилизацией.