Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

– И это все? Никакого договора, соглашения?

– Бессрочный договор, заключенный в одностороннем порядке. Только не плачьте. Если говорить откровенно, я сам виноват. Эх! – воскликнул вдруг парень, встряхивая плечами. – Отвяжись дурная жизнь – привяжись хорошая! Ладно, Андрей Палыч, подпишите мне пропуск и проводите к проходной.

Кречетов расписался на протянутой ему бумажке со штампом. Потом они вышли, заперли кабинет и стали спускаться вниз – по лестницам, намеренно минуя лифты.

– Первый раз я в Управлении так рано. И у всех на виду, – признался «объект».

На них – вернее, сказать, на «Анжелику» – разумеется, обращали внимание. Особенно запомнились Кречетову лица молодого лейтенанта из пресс-службы, Клавдии Алексеевны – пожилой секретарши генерала Зотова, полковника Марченко и подполковника Карпова – старичка-ветерана из отдела кадров. Последний подошел ко входу в главный холл одновременно с ними и поспешил открыть перед объектом дверь.

– Прошу вас, барышня!

Парень, опустив густые ресницы в притворном смущении, проскользнул вперед.

Андрей Павлович довел его до самого крыльца. На улице было не по осеннему тепло и солнечно, и «объект» поспешил надеть солнечные очки.

– Ну, Андрей Палыч, до скорого. Будет информация от сектантов, сообщу.

– Хорошо. Но не действуй больше, пожалуйста, без моего ведома.

– Какой вы милый – даже говорите мне «пожалуйста»!

Прежде чем Андрей Павлович успел что-либо возразить, парень чмокнул его в щеку, оставив яркий отпечаток помады, и легко сбежал по вниз по ступеням.

– Как тебя звать-то?

Парень игриво обернулся через плечо, закинув сумочку за спину.

– Федя!

Кречетов устало махнул рукой.

– Ну и дура!

Тот расхохотался и зашагал прочь.

Вернувшийся из буфета Митя заглянул в кабинет очень-очень осторожно: сначала просунул голову, потом – руку с пирожным на блюдечке, и только затем вошел целиком.

– Андрей Павлович, я принес вам трубочку. А кто это был?

– Это, Митя, был один кадр с нетривиальными методами работы.

– Он будет работать с нами?

– Да, – ответил Кречетов, немного подумав. Не прятать же это чудо природы вечно. – За трубочку спасибо – с утра ничего не ел.

Час спустя Кречетов отпустил Митю, а сам решил наведаться к Кротову. Заранее звонить не стал – все равно неизвестно, сможет ли тот ответить на звонок. Если генерал будет дома один, дверь просто не откроют, а если у него сейчас сиделка – она и откроет, и наверняка оставит их ненадолго наедине.

Сиделка у Кротова дома действительно была – она как раз готовила для генерала ужин.

– Я знал, что вы рано или поздно придете, – проскрежетал Кротов. – Ждал. Присаживайтесь.

Инвалидное кресло Кротова стояло во главе стола, перед ним был полный набор приборов, на коленях лежала салфетка.

– Я могу зайти позже, если помешал.

– Нет. Говорите. Как там «объект»?

– Хорошо. Привыкаю к нему.

– К нему невозможно привыкнуть. Я пытался вымуштровать его долгие годы…

– Вшивая в него взрывчатку? Извините за прямоту…

Кротов печально покачал головой.

– Вы еще многого не знаете, Кречетов.

– Архив слишком скудный, чтобы по нему можно было составить полное представление об объекте. Есть ли еще хоть какие-нибудь данные?

– Уничтожены за ненадобностью.

– За ненадобностью?!

– Я сохранил все самое ценное и информативное. Все остальное – субъективные байки, имперские или тоталитарные.

– Они могли бы дополнить психологический портрет.

– Нет. Все, что нужно, есть в первом разделе. Погодите. Поработайте с ним и сами поймете…

– Пойму? Да, я бы хотел понять, почему этот мальчик должен жить с взрывчаткой под сердцем? «Кого-то соблазнить, кому-то оторвать голову» – он существует только для этого?

Кротов весь скривился, даже не пытаясь сдержать недобрый смех.

– А он, даже судя по тем байкам, существовал только для этого. Всю свою жизнь он сам лез в политику, играл с огнем, спал с мужчинами и женщинами, делал, как ему удобно и выгодно. Иногда и убивал… Его ситуативная помощь была выгодна государству – Империи, затем Союзу. Но ему никогда нельзя было доверять. Просто раньше не существовало бомб нужного размера и дальности действия. Поверьте, для сомнений в его преданности основания были! А в стабильности его нынешнего положения есть и некоторая выгода. Материальная. Ему не приходится ввязываться в аферы или искать покровителей. Его услуги щедро оплачиваются из госбюджета. При том, что он не занимается ничем для себя непривычным. Что же касается «мальчика»… Он хорошо сохранился.

– Сколько ему лет и как его зовут? – резко спросил Кречетов.

– Ему не меньше трехсот лет. Его нашли под полом древней часовни при монастыре… – Кротов упрямо, красноречиво замолчал, не желая отдавать и крупицы информации.

– Как его зовут?

– Он не сказал?

– Ёрничает, предлагает придумать кличку.

– За триста лет у него было много имен.

– Мне нужно его имя.

– Его имя мы знаем с его слов. А значит, информация не вполне достоверна.

– Хоть что-то! Не могу я придумывать клички для тех, с кем работаю. Назовите хоть какое-нибудь имя – самое простое, которое повторялось чаще других. Как он утверждал, его звали?

– Фёдор.

«Ну и дурак!» – подумал Кречетов уже про себя. Да и про Кротова.

В коридоре послышалось бряцанье заставленного едой столика на колесиках. Вошла сиделка – немолодая, неразговорчивая, словно она сама была ветераном КГБ, и стала выкладывать Кротову на тарелку цветную капусту в сливочном соусе.

– Должен заметить, что вы крайне некорректно провели работу над архивом, товарищ генерал. Приятного аппетита, – пожелал Андрей Павлович, поднимаясь из-за стола.

Кротов цапнул его скрюченными пальцами за рукав пиджака.

– Я дал вам всю необходимую информацию. Используйте ресурс эффективно. Будьте осторожны, товарищ подполковник. Всего доброго…

Кречетов ушел, просто захлопнув за собой дверь. Ему начинало казаться, что паранойя и одиночество, которыми была пропитана эта со вкусом обставленная квартира, уже начинают прилипать к его коже.

Он никогда не любил Кротова – нелюдимого, жесткого, всегда держащего физически ощутимую дистанцию не столько с сослуживцами, сколько вообще с людьми. Одинокого…

Что же было причиной, а что – следствием? Может, за эту нелюдимость и жесткость он и показался какому-то советскому командиру достойным преемником? Или из-за «объекта» он и стал таким?..

Нет, подумалось, не из-за «объекта» – тогда уж, из-за Фёдора.

Пора было возвращаться домой. С досадой Кречетову вспомнилось, что за весь день он ни разу не позвонил жене…

Решив, что пойдет еще через секунду, Кречетов замер во дворе старого дома возле детской площадки, с которой уже ускользали последние лучи заката. Галдя, как растревоженные птенцы, дошколята и младшие школьники метались по площадке, торопились наиграться в этот последний теплый денёк.