Евграф Басаргин - Отчаянные сердца

– Давай в душ, а я после тебя.

Пока Нина мылась, Никита курил на кухне. Нина вышла обёрнутая большим полотенцем и прошла в комнату. Никита пошёл в душ. Внизу в области паха успели отрасти волосы на сантиметр. Никита тщательно вымылся и вытерся.

Нина в тёмной комнате лежала на кровати укрытая одеялом. В комнату вошёл голый Никита и лёг поверх одеяла. Глаза быстро привыкли к темноте и Нина отчётливо разглядела его мощный бесстыжий зад. Никита погладил ладонью её щёки и поцеловал в губы, потом встал, сорвал одеяло, откинув его в угол кровати, включил ночник на стене. Нина испугалась, сжалась, закрыла ладонью грудь. Никита был хладнокровен и спокоен. Его естество нарастало и угрожающе болталось. Он лёг рядом, погладил ноги Нины и волосы. Она прильнула к нему. Они целовались губы в губы. Он целовал её глаза, щёки, рот, шею, грудь, живот, лоно и ноги до ступней, потом лёг на спину и притянул её к себе. Она повторяла его действия, целуя его в губы, грудь, живот, дальше он рукой взял её голову и потянул вниз. Нина робко поцеловала возбуждённый член. Никита тянул её дальше. Нина покорно целовала его грубые ноги. Никита привстал и аккуратно перевернул её на живот, и принялся целовать от щиколоток и дальше вверх. У ягодиц он остановился, трогал их и целовал. Нина их сжимала, а Никита, улыбаясь, разжимал и облизал у самого входа в анус. Потом сам лёг на живот, как бы требуя сделать то же с собой. Нина поняла эту игру. Она целовала его ноги, поцеловала его одну ягодицу робко, вторую нежно с паузой. Никита глухо простонал и пролепетал:

– Что ты делаешь?

Он привстал, перевернул Нину в позу по-собачьи задом к ночнику, и принялся целовать её ягодицы, трогать их, разжимать, пару раз шлёпнул ладонью по ним. Потом Никита с силой разжал их. Его глазам предстал красивый нежный нетронутый анус: чёрная дырочка паутинкой и коричневое окружье. Никита лизнул анус.

– Нина!

Никита больно сжал её ягодицы и шлёпнул по ним.

– Расслабься, – приказал он. – У тебя классный попец. Покажи мне его, как следует, поверти им.

Разнузданные слова били прямо в сердце, но в то же время Нина несколько расслабилась, и ей даже нравилось в какие-то мгновения себя чувствовать кем-то вроде шлюхи. В такие моменты было очень легко на сердце и душе. Она словно летела, падала вниз. Никита мог с ней делать всё, что хотел. Она повертела растопыренным анусом. Никита облизал его ещё раз, потом развернул Нину головой к себе и сунул член ей в рот, который был маленьким, и Никитино орудие с трудом в нём помещалось. Она сосала, стоя на карачках. Затем Никита положил её на спину и поласкал языком её похотник. Не доводя дело до финала, он снова поставил Нину на карачки и вошёл сзади в её разгорячённое влажное лоно. Сначала он двигался плавно, а потом стал входить так резко и быстро, как будто забивал молотком гвозди. Её белые ягодицы громко шлёпались о его бёдра. Никита то и дело разжимал с силой её ягодицы и любовался, как скачет туда-сюда её анус. Нина чуть поскуливала, а потом промолвила:

– Больно.

Никита перевернул её на спину, властно сунул три раза член ей в рот и принялся язык ласкать её похотник, расположившись у неё в ногах. Нина вся содрогнулась и вскрикнула. Оргазм был сильным и бурный. Никита поднялся к ней, целовал её в губы и плечи.

– Ты скоро? – спросила она.

– Сейчас. Подожди. Поцелуй.

Он дал ей поцеловать свой член три раза, после чего перевернул её на бок и вошёл мягко сзади в лоно, задрав одну её ногу. Он медленно входил и выходил из неё, вынимал член, шлёпая им по половым губам.

– Так не больно? – спросил Никита.

– Нет.

Он целовал её волосы, плечи, шею.

– Девочка моя, милая.

– Ещё.

– Сладкая моя.

– Тебе хорошо?

– Легко.

Она уже засыпала. Никита волевым движением взял её за руку, поднял с кровати, вывел на середину комнаты и поставил на колени.

– Помоги мне, – сказал он.

Нина измученная, растворившаяся в нём вся без остатка, сосала его член.

– Давай рукой, – сказал Никита, нагнулся, поцеловал её в губы. – Хорошая моя.

Нина принялась теребить пальцами его естество, а Никита помогал ей своей рукой, говоря:

– Хорошо, хорошо, умница, милая моя.

Наконец член содрогнулся, и из него вырвалось белое семя. Нина чуть отпрянула вниз. Никита быстро нагнулся к ней, поцеловал её в губы. Она приподнялась немного, и Никита ловко сунул ей в рот член, влив в него остатки семени.

– Хорошо, хорошо.

Никита помог Нине встать. Это был словно сон, наваждение, как будто это всё происходило не с ней. Может быть, это был пьяный сон? Но нет. Вот рядом с ней был мужчина с содрогающимся уменьшающимся членом, который гладил её ягодицы и целовал в плечи. Она страшно устала и пошла в кровать.

В восемь утра Никита уже включил компьютер в своём служебном кабинете, после чего пробежался по последним бумагам: отчётам и сводкам. Нужно было передать незаконченные дела коллегам. В кабинете были столы ещё у двух его коллег. За одним у большого серого сейфа сидел капитан Антон Ивченко, за вторым у двери капитан Серёга Апостолов. Апостола, такая кличка на службе прилипла к Сергею, ещё не было на месте. И в этом не было ничего удивительного. Апостол сильно пил, не просыхая порой месяцами. Как его не выгнали до сих пор, было непонятно многим в управлении. Может быть, дело было в том, что человек он сам по себе был не плохой, а в отделе была постоянная катастрофическая нехватка личного состава. Сергей выглядел значительно старше своих тридцати пяти лет. Он никогда не был женат и не имел детей. Взрослый ребёнок. Зачем ему понадобилось идти на службу в полицию, Никита решительно не мог понять. Возможно, в этом было тоже что-то детское: насмотрелся ребёнком фильмов про крутых и благородных милиционеров. Ивченко был человеком с червоточинкой в душе по мнению Никиты. Никита ему никогда не доверял. Его пристроил на службу один из руководителей управления, который ему покровительствовал. Антон грезил о головокружительной карьере, но три года назад его мохнатую руку отправили на пенсию. Это стало для него страшным ударом, ведь карьера была единственным смыслом его существования. Тридцатилетний говнюк озлобился и перестал скрывать свой истинный нрав под личиной усердия и порядочности. Он срывался на коллег, находящихся на более низкой ступени служебной лестницы по поводу и без такового. Дела он вёл из рук вон плохо. Алфимов грозился перевести его в патрульно-постовую службу. В моменты этих угроз Ивченко затихал и сникал, старался не высовываться. Почему он не уволился? Это было понятно Никите. Ивченко в жизни не держал ничего тяжелее авторучки и пистолета. Он боялся настоящей работы, требующей полной отдачи, профессионализма, а где-то и немалых физических затрат. В отличие от Апостола Ивченко уже копошился на своём рабочем месте, строчил что-то на компьютере: отчёт, сводку или донос. Никита подумал, что его окружают на службе почему-то одни моральные и физические уроды. Сколько таких персонажей собралось под крышей МВД? А он? Если он оказался здесь, может и с ним что-то не так? Он давно уже начал философствовать на эту тему и пришёл к выводу, что в полицию идут служить три типа людей. Первые – это те, кто хочет изменить мир к лучшему, идеалисты. Вторые боятся идти работать на завод или заниматься любой тяжёлой рутинной работой. Этим всё равно куда идти: в пожарные, полицию, армию, спецслужбы или налоговую только бы не утруждаться. Третьи – это карьеристы и всякого рода мерзавцы: любители половить рыбку в мутной воде. Никита относил себя к первой группе. Он когда-то был идеалистом, но не в чрезмерной степени. Многие идеалисты рано или поздно разочаровываются в собственных идеалах. Порой процесс разочаровывания серьёзно ломает и даже уродует психику таких людей. Никита полагал, что пережил этот слом почти что безболезненно, что было его сугубо субъективным мнением.