Валера Жен - Катарсис

Алексин, боясь потерять их окончательно, бросился следом. При выходе из подъезда чудом не сбил с ног встречную пожилую женщину с собачкой. Пробормотал извинение зарычавшей болонке, осмотрелся по сторонам и уже спокойно пошел за удаляющейся парочкой. Пройдя с полсотни шагов, оглянулся. Увидел, как в подъезд входит кряжистый человек с военной выправкой – старший лейтенант милиции, дядя Юрия Панферова. Глядя на его хмурое лицо, Степан Михайлович не мог сдержать улыбки. Представил головную боль махрового милиционера и коротко рассмеялся. Настроение враз повысилось, а слежка представилась веселой прогулкой. Даже удивление озабоченных прохожих не могло заставить его скрывать радостное удовлетворение. И чего не радоваться, если он в любую минуту может догнать молодых людей, объясниться и пожелать вечной любви.

Они для него совсем дети. Принять их можно за молодоженов, у них все впереди. Идут в обнимку. Иногда останавливаются и украдкой целуются. Спортивная сумка заметно отягощает плечо Вадеева. В ответ мелодичному смеху тоже похохатывает, уже ничто не омрачает им настроение. Тогда почему их состояние перестает радовать следователя? Переход от крайней подавленности, связанной с возможной угрозой разоблачения, к счастливой безмятежности начинает раздражать Алексина, вызывать сомнения в необходимости опеки обнаглевшей парочки. Что-то чересчур они развеселились – в то время, как Степан Михайлович для их безопасности растрачивает личное время. Появилась мысль бросить затею, забыться в текучке повседневных дел. На черта ему заботы каких-то прохвостах. Подумал о моральной нечистоплотности правоохранительных органов в способах добычи информации, их циничном внедрении в частную жизнь. Подглядывание в замочную скважину становится неписаным правилом всякого расследования, является занятием не только специализирующейся на пошлости желтой прессы, но и развлечением следственных органов. Степан Михайлович тоже не лучше, выбрал себе занятие с дурным запашком. Он мысленно ругает себя за малодушие и продолжает начатый путь.

Он бы мог отказаться от не санкционированного наблюдения, но его начинает привлекать даже не само расследование, а феномен объединения совершенно разных людей. Ну, не может быть такого! Он бы мог понять временную увлеченность Вадеева смазливой торговкой, но факт совместного участия в убийстве человека обескураживает. Что-то их должно связывать кроме сексуальной привлекательности. Несомненно, Зуева имеет исключительную внешность, редкий мужчина не оборачивается ей вслед. С такой женщиной небезопасно появляться в общественных местах, обязательно отыщется не в меру рьяный поклонник. При желании она могла бы запросто сцапать какого-нибудь новоиспеченного миллионера, но предпочла скромного архитектора. Почему? Она как будто специально усиливает впечатление, облачившись в легкое не по сезону платье, просвечиваясь соблазнительными формами. Для крепкой сплоченности должна быть очень веская причина. Какая причина? Степан Михайлович, ослепленный солнцем, начинает уже всерьез задумываться о преступной сущности Вадеева, о его склонности к развратной жизни. Остается неясным мотив убийства Юрия Панферова. Возможно, произошло банальное соперничество.

Их окружает сутолока обычного рабочего дня. Все куда-то спешат. Мимо проносятся автомобили, поскрипывая тормозами и оглушая сигналами, реже постукивают трамваи. Осеннее солнце привносит в настроение сограждан грусть и философскую задумчивость. Бесшабашная веселость молодой пары не вписывается в психологию капитализированного общества. И какая веселость!? Люди с утра до ночи только и занимаются построением мошеннических схем и укреплением личного благосостояния. Всеобщая конкуренция в жульничестве погасила счастливый блеск в глазах, привела к язвам желудка и хроническому гастриту. Не улыбка, а геморрой стал отличительной чертой почти каждого состоятельного автовладельца.

Прогулка длится не более получаса. Узкие улочки, трамвайная линия, старая пятиэтажная застройка, сквер при главной площади. Наконец Алексин определил маршрут и приятно оживился. Он и сам не заметил, как интонации внутреннего голоса приобрели благодушную мягкость. Вслух прошептал: Рискуете, ребята, но молодцы . Тяжелый сверток плюхнулся с моста в мутный поток широкой реки.

Прошла ни чем не примечательная неделя, скучная и пустая. Так всегда – когда нет свежих впечатлений. Появилась грусть. Возможно, в отношениях Вадеева и Зуевой наступило серое однообразие, или Алексин сам утомился – не замечает, что происходит. Добросовестно выполнял служебные обязанности, связанные с расследованием преступлений на бытовой почве, а ночью ему сопутствовала бессонница. Сказывалась неудовлетворенность работой, и он, ворочаясь в постели, воссоздавал образ счастливой парочки – Вадеева и Зуевой..

Перед мысленным взглядом возникали совсем юные лица, не омраченные культивируемой жестокостью и постоянным ожиданием опасности. Невероятный факт. Он представлял их фигуры, бредущие вдоль набережной, остановки с объятиями и поцелуями. В их отношениях он видел все признаки искренней любви, казалось бы, невозможной в эпоху духовной деградации и навязанной меркантильности. Лебединая песня этих ребят? Они полюбили друг друга, объединенные общим пониманием человеческой порядочности, – с целью противостоять окружающей гнусности.

Алексин уже не видит разницы между мифом, созданным его воображением, и реально происходящими событиями. Вырастает невероятно прекрасный букет на событиях, сдобренных кровью и слезами. Да, факт невероятный. В то же время он хорошо понимает, что придуманная сказка лучше любого вредоносного наркотика. Серые будни наполняются живыми красками, появляется вера в конечную справедливость. Алексин даже полюбил молодых людей, стал как бы их тенью. Почему спрашивается, такая уничижительность? Пытался объяснить свою симпатию к ним и пришел к мысли о существовании некоей человеческой гармонии, не совместимой с подлостью. Айтматов в начале своей «Плахи» задается вопросом: Отчего зло почти всегда побеждает добро… Почти? Значит, не всегда. Невозможно смириться с торжествующим злом. Пока существует добро, будут находиться человеческие силы его отстаивать, объявлять войну негодяям. Вадеев и Зуева стали орудием добра. И добро питается кровью своих жертв? Со временем возникнет и возрастет бесконтрольная потребность в острых ощущениях. И добро переродится во зло? Прямо-таки! Не тот случай. А все же, по крупному счету, миром правит зло? Внутри страны и в мировом масштабе. Ну и ну! Чингиз Айтматов таким образом дискриминирует любое правительство.