Влад Костромин - Шпулечник

– Ты что тут делаешь?

– Навоз ищу… – Кузьмич показал на стоящее под ногами ведро.

– Какой навоз? Тебе что, на старой деревне навоза мало?

– Конский…

– Зачем тебе конский?

– Буську кормить…

У Кузьмича в хижине, построенной после пожара, жила огромная свинья Буська, совершенно свободно разгуливающая по деревне. Однажды даже выдавила в нашем сарае стекло.

– А почему ночью?

– Стыдно как-то… – опустил голову.

– Твою трансмиссию, Коля!!! Мы же тебя чуть не пристрелили, фаршированный першинг тебе в Европу!

– Я больше не буду, – Кузьмич пустил слезу. – Честное слово.

– Ладно, я сегодня добрый, вали домой, пока не передумал.

Довольный погорелец схватил ведро и хотел уйти.

– Погоди, – остановил отец, – навоз мне домой занеси. Тебе же все равно по пути. Понял?

– Понял, понял, – Кузьмич свалил с глаз долой.

– Вэ-Вэ, зачем тебе конский навоз?

– От него свиньи хорошо растут.

– Да, Буська здоровенная скотина, – подумав, согласился Кобан.

– А еще, говорят, от геморроя хорошо помогает…

– Может, домой?

– Ты что? Мы же их едва не накрыли. Продолжаем патрулирование.

– Мы можем на разведку сходить, – предложил Димка.

– Вы уже раз сходили, – отец закурил, – увидели свинокрадов, как пуганная ворона куст. Сидите уж, Аники-воины. И вообще, что-то больно вы покладистые. Видать, совершили какую-то пакость.

Незаметно я заснул, убаюканный ездой и мягким светом лампочек на приборной панели. Отец растолкал меня уже под утро.

– Не спи, боец, замерзнешь.

За окном светало, в открытую дверь тянуло сырой свежестью.

– Вылезай, идите спать.

– Поймали свинокрадов? – зевнул я.

– Нет, не поймали, – широкий лоб отца пошел морщинами. – Видно, как говорится, у них есть агенты, которые укрывают их в своих домах.

– Вэ-Вэ, я спать? – широко зевнул сосед.

– Езжай, Микола, отдыхай до обеда – заслужил. Как стемнеет, будь готов.

– Опять?!

– А ты как думал? Родина в опасности. Наше дело правое, наши свиньи будут за нами.

Втроем подошли к воротам.

– СтаршОй, ведро с навозом возьми, а то сопрут же. В месиво свиньям добавь, а пустое ведро отнесите Кузьмичу. Нам чужого не надо.

Мы с братом, не раздеваясь, завалились спать, а отец включил на кухне приемник, сделанный в виде маленького телевизора с переливающимися в такт музыке четырьмя цветными лампочками за экраном, и подпевал ему. Часа через два мать разбудила нас завтракать.

– Вставайте, лежни, хватит дрыхнуть, чай стынет.

Зевая, вышли в прихожую. Отец, свежий, как утренний огурчик в росе, бодро жевал яичницу на сале.

– Спите, сурки? – поприветствовал нас. – Куда в вас только лезет? Если не будить, так и будете спать сутками.

Мы молча сели на табуретки и стали пить морковно-кипрейный чай, бережливо заедая оладушками. Каждому из нас полагалось по два тощих оладушка, сделанных матерью из каких-то отходов.

– Поймал кого? – спросила мать.

– Кузьмича – навоз конский собирал, лишенец.

– Старый черт, – не понятно про кого сказала мать.

– Еще наши пострелята вроде кого-то видели возле дома ветврача, но тревога оказалась ложной.

– А если бы их пристукнули? – нахмурилась мать.

– Кто? – удивился отец.

– Свинокрады.

– Может, их в природе нет? Бабкины сказки.

– Вить, дыма без огня не бывает.

– Если бы были свинокрады, то Буську бы давно сперли. Она без присмотра целыми днями спотыкается и никто не украл.

– Я не подумала в таком разрезе. Правда, чего тогда ее не сперли? – мать задумчиво поводила в чае ложечкой.

– Вот и я про то же, – отодвинул опустошенную сковородку.

– За кем тогда всю ночь гонялся?

– Как говорится, занимался общей борьбой с преступностью и профилактикой правонарушений.

– Лечиться тебе надо.

– Медицина бессильна, – гордо сказал отец и ушел на работу.

– Будете ходить без шапок, тоже тронетесь, – посмотрела вслед мать. – Если будете бездельничать – тронетесь даже без вариантов. Посуду помыть не забудьте, – встала из-за стола и пошла собираться на работу.

– И что будем делать? – собирая со стола посуду, спросил я.

– А что делать?

– Как тетрадку добывать?

– Если магазин поджечь? Она же сгорит.

– Ты совсем того? – я покрутил пальцем у виска. – Ку-ку? Из-за тетрадки магазин поджигать?

– Ну, не знаю… А если сделать как тогда, в райцентре? Когда я в магазине вазу на голову одел?

– У нас в магазине ваз нет. А если бы и были, что толку? Одел бы ее на голову – дальше что?

– Ирка бы отвлеклась и ты украл тетрадку.

– Опять я?!

– Тебе ваза на голову не налезет. А если мы из дома возьмем вазу? – осенило брата. – Ту, что тогда украли.

– Февраль: достать рубли и плакать… – выдохнул сигаретный дым отец. – Семья это важнейшее дело в жизни человека, – приоткрыл дверцу и выбросил куцый окурок в мокрый снег. – Без семьи нынче некуда. Понятно?

– Понятно, – ответил Димка.

Я молча кивнул, подозревая подвох в непривычной ласковости отца.

– А что в семье самое главное? – продолжил отец, закуривая следующую «Приму».

– Чтобы кормили? – предположил Димка.

– Это важно, не спорю. А еще что? Ты чего молчишь, Вася?

– Чтобы было, где жить?

– И это тоже важно, но не все, – отвернулся, гладя сквозь лобовое стекло на памятник Ленину. – Важнее всего родители. Понятно?

– Да, – закивал Димка.

Я промолчал.

– Скоро международный женский день, посвященный Кларе Цеткин и Розе Люксембург, поэтому…

– А что такое кларцеткин? – спросил брат.

– Вот придурок, – отец сплюнул под ноги и постучал по рулю. – Это иностранки такие.

– А мы тут при чем? – удивился Димка.

– Это не важно, важно добыть подарок для вашей матери, – и добавил тихо что-то неразборчивое.

– Купить? – не унимался любознательный Димка.

– Купить любой дурак может, – презрительно скривился отец. – Даже такой, как ты.

– У меня денег нет, – радостно ответил брат, – я не могу.

– Знать бы, кто твой отец, – сняв шапку, задумчиво почесал плешь папаша, – ты явно не в меня, я в твоем возрасте догадливее был. Ладно, объясняю для умственно отсталых. Вон там, – палец отца указал вправо, – универмаг. В универмаге подарок. Ваше дело его добыть!

– Украсть? – осторожно спросил я.

– Можно бы украсть, – с сожалением сказал отец, – но ты и так в детской комнате на учете состоишь, хватит с меня позора. Будете делать так, – понизил голос, посвящая нас в план. – Заходите, спотыкаетесь, будто погреться зашли. Потом ты, – палец уткнулся Димке в лоб, – одеваешь на голову вазу, там есть такая большая…

– Кому? – испугался брат.

– Себе, – вздохнул отец.