Олег Рудковский - Каба́

– В любом случае, таких поэтических ночей больше никогда не было. Все другие случаи – по аналогии с первым. Следующий произошел уже очень скоро. Проснулись ночью от шума. Я встала, уже понимая, где искать источник и куда бежать. Игорь лежал в своей комнате, на полу. На сей раз без крови. Но приложился сильно, с утра синяк был, примерно как сейчас.– Она посмотрела на сына, словно сравнивая его теперешнего и тогдашнего.– Игорь, не сутулься.

Тот окаменел. Через секунду опять расслабился. Видимо, это у них игра. Ритуал – суррогат воспитания.

– Растормошили, как могли, начали расспрашивать, пока свежо. Говорит: ничего не помню. Сон страшный приснился – помнит. От кого-то убегал во сне – помнит. Больше – ничего, до того момента, как очнулся на полу. Ну что, уложили на диван дальше спать. Не обсуждали этот случай тогда, избегали. Но уже понятно было – беда. Через какое-то время – новый инцидент. Потом еще. И еще. Пытались дежурить ночью – без толку. Пока дежурим – все ок, спит. А каждую ночь не подежуришь, с утра на работу. И постоянно после таких пробуждений жалуется на кошмары. Которых, опять же,– не помнит. Мы предполагаем, что от этих кошмаров он и вскакивает. Но не просыпается, как обычные дети, а продолжает спать. Вскакивает, пытается убежать, тело не слушается, он падает на пол. Иногда ему удается пройти немного, как в тот первый раз – аж до прихожей. Но, как правило, все заканчивается падением в его же комнате. Мы постелили там двойной ковер, чтобы было мягче. Проблему это решило частично. Потому что, как я уже говорила, иногда ему удается сделать сколько-то шагов. И он может с налету врезаться в косяк, или в дверь, или в стену. Он может удариться обо что угодно.

– В школе вопросы возникают?– спросил он.

– Еще как.– Вероника невесело усмехнулась.– Мы говорим, что это от тренировок. Он ходит в дзюдо, уже несколько лет. Все привыкли. Игорь тоже так говорит, мы втроем условились. А в дзюдо в эти дни, наоборот, не ходит, потому что там уже не на что списать. Что еще остается? В поликлинику идти – не вариант. Запишут в психи. Это будет серьезнее порванных колготок, такого счастья мы не хотим ему. И не говорите о врачебной тайне, я на этот бред не поведусь. Узнают в поликлинике – узнают учителя. Узнают учителя – узнают все. Схема слишком отработана, чтобы в нашем случае было иначе. С другой стороны, сидеть ровно и ничего не делать тоже не вариант.

– Насколько я понял, такие случаи со временем стали чаще?

Вероника кивнула.

– Чаще. По нарастающей. Но трагедия даже не в этом. Игорь сам уже не ребенок. Ему не семь лет, когда можно проснуться, помазать зеленкой ушиб и через пять минут забыть. Он уже вполне взрослый, чтобы понимать весь ужас ситуации. И бояться ее. Или себя.

Он снова кивнул. Он понимал и это тоже.

– Не замечали у него подрагивания конечностей? Во время его приступов, либо отдельно? Что-то, что могло бы намекнуть на патологию? К примеру, часто лунатизм идет рука об руку с эпилепсией.

– Это я так только говорю, что врач в поликлинике не вариант. На самом деле, всех врачей мы обошли по два круга. Платно, в обход участковых врачей. Причину не называли. Но сдавали все анализы. И делали МРТ головного мозга. Если бы у него была эпилепсия, мы бы выявили. Но нет, совершенно здоровый ребенок. Причина может быть только психологической.

Он не был в этом столь уверен, как эта дама. При отсутствии самой причины обращения к медикам, анализы могут и не выявить глубокой проблемы, потому как элементарно неизвестно, где искать. Но вообще, их политика кажется здравой. Сначала они отсеяли то, что могло лежать на поверхности – эпилепсию, черепно-мозговые травмы, энурез, шизофрению,– наиболее распространенные причины детского сомнамбулизма. Затем решили попробовать с платным психологом – все-таки, если говорить о врачебной тайне, то в этом здании она самого высокого уровня. В противном случае, к ним перестанут ходить, и веселью конец.

– Он не выказывает агрессии по отношению к вам в такие ночи?

Мужчина удивленно вскинул глаза. На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Ее выдержка была столь поразительной, что граничила с ненормальностью.

– Он не успевает выказать вообще ничего,– сказала она.– Он не совершает долгих прогулок по крышам. Это состояние, как я понимаю, длится от силы несколько секунд, потом он падает. Исключение – тот давний случай со стихами. Но таких больше нет. И я иногда думаю, что это было что-то иное.

Он кивнул, показывая, что все понимает и принимает. Потом сказал:

– Из того, что я услышал, могу предложить стандартную процедуру. Встречи три раза в неделю здесь, в кабинете. Пусть приходит, и мы будем беседовать. Цены на ресепшене, также есть на сайте.

– А что значит – беседовать?– поинтересовался Сергей Мещеряков, отец, муж и автовладелец.– О чем? И какой смысл?

Он был готов к этому вопросу. Этот вопрос звучал в девяти случаях из десяти.

– Начнем с того, что вы уже сами для себя определили: проблема сама не решится. При этом уповать на какие-то кардинальные меры, вроде электрошока, явно преждевременно.– Он демонстративно улыбнулся, показывая, что пошутил. Шутку не восприняли. Что в общем-то понятно.– Я ничего не имею против лекарств и медикаментозной составляющей. Но прежде, чем переходить к лекарствам, нужно все-таки понять причину сбоя в вашем сыне. Именно эту причину я планирую найти. И если причина эта имеет психологическую основу, то я ее найду, могу вас заверить. А после этого мы можем вновь встретиться и обсудить дальнейшие шаги. Если они потребуются. Иногда с виду гигантские проблемы громоздятся на пустяковом фундаменте. Два-три сеанса – и они разлетаются, как дым.

Он видел, как неуверенность продолжает занимать большую часть их мыслей. Он видел синхронность их внутренних сомнений – тот же ритм, но совместный, и он был уверен, что уже давно у этих двух не совпадали внутренние ритмы. Их достаток колебался в пределах средних показателей. Он – скорей всего ИП-шник, занимается монтажом – окон, дверей, каких-нибудь фонарей, гардин, тех же потолков. Или отделочник, специализируется на ремонтах. Кипучую деятельность главы семейства выдает его неусидчивая манера накручивать ключи. Она – может быть кем угодно, секретарь, бухгалтер, оператор. Только не продавец, слишком высокая самооценка. Принадлежит большинству женщин номинальных специальностей. Карьера, без сомнения, высвечивалась на первых порах – пока училась. Но потом рождение ребенка, три года декрета, как всегда, обезличили академические достижения. И нужно было начинать все заново, а не больно-то хочется, так что довольствуется средней должностью.

Ребенок, скорей всего, причина брака. И возраст соответствующий. Но самое главное – слишком контрастная пара. Этот явный контраст не очевиден в более юном возрасте, – возрасте шор и иллюзий, рассаднике самых тупых жизненных ошибок. А чем старше, тем явственней, но уже не свернуть. Чайлдфри из нее бы вышла замечательная, а яжемать – никудышная. Кроме как «сядь прямо», «вымой руки», «учись хорошо» в загашнике ничего и не наберется. «Выпей рыбий жир», возможно. Не потому, что тупая, а просто апатия. Слишком очевиден гнет ошибки. Он – простой, как свои ключи и брелок, она – с большими претензиями и нулевыми возможностями. Не будь у него квартиры по наследству от бабки или какой-нибудь двоюродной тетки, ряды абортесс пополнились бы. А у нее за душой не шиша, с предками ютится в однушке. И еще один мощный показатель: не подцепили вирус «материнского капитала». Хотя с закрытыми глазами очевидно: он был за второго ребенка, она – категорически против.