Лев Голубев-Качура - Пропавший пассажир теплохода «Достоевский». Боевик

И больше на него никто не обращал внимания. Им было не до него. Они находились на службе.

А пьяница, кое-как поднявшись, пошатываясь и хватаясь руками за что под руку попадёт, побрёл прочь. Скрывшись из поля зрения вахтенных, он внезапно протрезвел.

Больше не качаясь, он направился к радиорубке.

Подёргав за дверную ручку, и убедившись, что дверь заперта, прошептал: «Радист запирается изнутри. К нему так просто не попасть…», начал спускаться на следующий дэк (палубу).

Никого не встретив на своём пути, он дошёл до входа в машинное отделение.

* * *

Потянув на себя металлическую дверь, на которой на двух языках – русском и английском, было написано – «Внимание! Посторонним лицам вход строго запрещён!» , он вначале заглянул внутрь.

Открывшееся перед ним машинное отделение – железное «сердце» дизель-электрохода, предстало перед любознательным пассажиром.

Убедившись, что ничто и никто не помешает ему, он шагнул внутрь.

Снизу напахнуло горячим воздухом с примесью машинного масла, и шумом работавших дизелей.

Дизеля – громадины высотой с двухэтажный дом, издавали тот неповторимый рокот, что присущ только работающим моторам в закрытых помещениях,

Сам же машинный зал был величиной с трёхэтажный дом! Вокруг, вдоль бортов, если сравнивать с жилым домом, на каждом этаже были проложены металлические террасы, с ограждением.

Опять же, если сравнивать с жилым домом, то по ним свободно могли передвигаться люди с чемоданами, и другими, необходимыми в их жизни вещами.

И всё это соединялось лестницами, по которым, если это вызывалось необходимостью, сновали одетые в униформу, машинисты и наладчики.

Создавалось впечатление, что двигатели находятся в окружении металлического кружева, созданного человеческим разумом.

Осторожно, шаг за шагом, постоянно прислушиваясь не раздастся ли шум чьих-либо шагов, он начал спускаться.

Ниже, на уровне второго этажа, он обнаружил небольшой коридор. Пройдя по нему несколько шагов, он упёрся в закрытую дверь.

Но она, к его неописуемой радости, тоже оказалась не запертой.

Потихоньку отворив её, пассажир заглянул внутрь…

То, что предстало его взору, не удивило его, а лишь отразилось на лице чувством полного удовлетворения.

Он словно ожидал увидеть то, что увидел – помещение с сотней приборов и экранов, и тысячью, никак не меньше, мигающих, или светящихся ровным светом разноцветных индикаторов!

За пультами сидело двое операторов, а третий, склонимшись к какому-то прибору, что-то записывал в тетрадь.

Удовлетворённый увиденным, пассажир каюты номер семнадцать отправился в обратный путь.

Уже открывая дверь чтобы покинуть машинное отделение, он столкнулся с человеком в морской форме.

– Вы что здесь делаете? – строго спросил моряк с двумя, серебрянного цвета, шевронами на рукавах форменного кителя.

– Я…? Я… хотел посмотреть, что движет наш пароход, – робко ответил пассажир. – Это настолько интересно…

А почему людей так мало? Оно, что, само работает? Можно я ещё посмотрю?

– Сюда категорически запрещено входить посторонним лицам! – ещё строже сказал моряк. – К тому же это… не…

Прежде чем ответить, он внимательно посмотрел на непонятливого пассажира, скорее всего дремучего деревенского увальня, который не может отличить теплоход от парохода:

…не пароход, а дизель-электроход, – поправил моряк «тупоголового» пассажира.

Вы видели надпись на двери? Там ясно написано, не только на русском языке, но и по-английски – «Посторонним вход строго воспрещён!» Видели?

– Я не посторонний, – прикинулся дурачком пассажир, – я плыву на этом паро.., простите, теплоходе.

Моряк, услышав ответ пассажира, только вздохнул. Он понял – пассажир «ничего не понял из его строгого нравоучения», и посторонившись, пропустил его к выходу.

Заперев за пассажиром дверь, моряк, шепча: «Откуда только берутся такие тупицы?», начал спускаться.

А пассажир, покачивая головой, и с сарказмом шепча: «Ох, уж эти самодовольные моряки всех времён и народов», возвратился к себе, в каюту номер семнадцать.

Подняв трубку внутреннего телефона и услышав в ответ – «Ресторан», он заказал бутылку шампанского, кофе, фрукты, и парочку бутербродов с сыром и колбасой в номер.

Дизель-электроход «ДОСТОЕВСКИЙ», сияя огнями, шёл по ночному Чёрному морю к промежуточной остановке – городу Одессе. Городу каштанов и акаций.

Городу, населённому людьми с разным цветом кожи.

Вахтенная команда под строгим надзором старпома молчаливо управляла судном.

Каждый занимался своим, знакомым ему делом.

Дизеля под руководством опытного механика, в унисон издавая равномерный рокот, работали на две трети своей мощности.

Для расчётной скорости этого было вполне достаточно.

Высоко в небе, среди мириады звёзд, масляным блином висела луна.

Лунная дорожка, слегка покачиваясь на небольших, создаваемых летним бризом волнах, пролегла до самой границы видимости.

Для ночного времени видимость была отличной.

Вахтенный рулевой, изредка поглядывая на картушку компаса, лишь слегка подправлял ход теплохода, чтобы он не уваливался от намеченного курса.

– Не уваливайтесь на правый галс! – заметив небольшое отклонение от намеченного направления хода, строго попенял рулевому опытный старпом.

– Виноват, Николай Фёдорович, – ответил рулевой, и чуть довернул штурвал.

Теплоход, послушный переданной через штурвал команде, стал на прежний курс.

– Так держать!

– Есть, так держать! – ответил рулевой.

– Механик, как обороты? – поинтересовался старпом, повернув голову к механику.

– На двух третях идём, Николай Фёдорович. Всё нормально. При такой погоде и оборотах винтов придём вовремя.

– Спасибо! – поблагодарил старпом, – вы хорошо справляетесь со своим делом.

Думаю, моя помощь вам совершенно не нужна.

Проверив показания лага, и убедившись, что судно идёт с необходимой расчётной скоростью и в заданном направлении, Николай Фёдорович произнеся: «Я выйду на боковой мостик покурить, а вы тут смотрите. В случае чего, немедленно зовите», направился к двери.

– Не беспокойтесь, Николай Фёдорович. Всё будет тип-топ! – уверенно ответил механик. – Чай, не первый год замужем, – пошутил он.

* * *

Покинув рубку, Николай Фёдорович облокотился на столбик леерного ограждения, и закурив сигарету, залюбовался ночным небом.

Откуда-то, наверно сидевшие глубоко в подсознании, неожиданно вспомнились, он не был уверен в их точности, строки из стихотворения Великого кобзаря:

Дывлюсь я на нэбо, та думку гадаю,

Чому я нэ сокил? Чому нэ литаю?

Чому ты мени боже крылов нэ дав,