О. Дэкаэн - Прогнившие корни. Книга 1

«Догадливая», – похвалил её по себя Новак.

В комнате на какое-то время воцарилась тишина. Были слышны лишь шаркающие шаги да глухие удары трости, когда она соприкасалась с деревянным полом, устланным ковром.

Наконец, словно приняв решение, бывший следователь произнёс:

– У меня имелись кое-какие соображения… – начал он. – Некоторые были уверенны, что это Клара Берсон приложила руку к исчезновению своего сына.

– Вы серьёзно? – изумлённо произнесла его гостья. – Моя мать?

– Когда я вёл расследование, всплывали интересные факты из её прошлого. Алкоголичка со стажем, бросившая ребёнка и исчезнувшая в неизвестном направлении. Мне пришлось потратить немало сил и времени, чтобы хотя бы частично восстановить то, чем занималась ваша мать последние пять лет. Но даже несмотря на это, в её биографии осталось много белых пятен.

– И что же вам удалось выяснить?

– Не многое, – он повернулся к гостье, положив обе ладони на набалдашник трости. – Она год прожила в соседнем городке в ста двадцати километрах отсюда. После, её след теряется. Как сквозь землю провалилась. А за год до событий восемьдесят девятого она вдруг вновь появляется. Я несколько раз беседовал с ней в тот период, но она мне ничего так и не рассказала.

– Думаете, она могла быть причастна?

– В её состоянии? Всё возможно. Люди с зависимостью, будь то алкоголь или наркотики, способны на немыслимое.

На что именно Новак не стал озвучивать. В годы работы он сталкивался со случаями, когда такие конченые люди продавали детей в рабство или на органы. Слишком частыми были и случаи детской проституции. Как наркоманы за дозу, алкоголики за выпивку, готовы были на что угодно.

– Но доказательств у вас нет?

– То, что я выяснил о её жизни, настораживало. Было очень много подозрительных моментов. К тому же мы так и не подтвердили того, что она не виновна. Ваша мать не хотела с нами сотрудничать, или может просто не помнила, что произошло в тот вечер. На все мои вопросы в ответ была лишь тишина. То, что у Клары Берсон были проблемы, было видно невооружённым глазом. С ней проводил беседу наш штатный психолог, так вот он утверждал, что у неё психологическая травма, но с чем она была связана, он так и не смог выяснить. Ваша мать на беседах с ним тоже молчала.

– Вы думаете, она могла что-то сделать со своим сыном?

Новак посмотрел прямо в её кошачьи глаза.

– После того, что вы только что рассказали, я ещё больше проникся уверенностью, что это возможно. Иначе, почему ваша бабушка перестала упоминать дочь в своих записях? Что, если она узнала о виновности вашей матери, но будучи сама матерью просто не смогла предать свою дочь? Что, если ваша бабушка все эти годы знала, что случилось с её внуком? Может она хотела забыть о них, вычеркнув из своих воспоминаний? – этот вопрос предназначался скорее для него, чем для той, что сидела напротив.

– И что же, по вашему мнению, могла сделать моя мать с Николасом?

– Вы её тогда не видели. Она было в ужасном состоянии.

– И всё же? – настаивала девушка.

– Вам ни к чему в этом копаться. Думаю, мы закончили, – было последнее, что он произнёс, перед тем, как открыть дверь кабинета, давая понять, что время истекло. Девушка была задумчива, когда попрощавшись, наконец, покинула его дом. Новак закрыл дверь и тяжело вздохнул, понимая, что это была никому не нужная встреча. Ему было жаль потраченного времени, и он был зол. Но вскоре понял, что эта злость от того, что эта пигалица заставила его опять во всём сомневаться…

Вспоминать и думать!

Он медленно прошёл в кабинет и тяжело опустился в любимое кресло. Бросил взгляд на книги – читать не хотелось. Мысли то и дело возвращались в далёкий 1989-ый год. Ворошить прошлое не стоило, теперь он это хорошо понимал.

Сидел, прикрыв глаза, слушая бурлящую жизнь за окном: рёв проезжающих мимо автомобилей, отдалённый предупреждающий гудок паровоза, голоса людей, спешащих по своим делам, топот десятка ног. Его мозг напряжённо работал.

Взяв в руки мобильник – подарок дочери – набрал сохранённый номер, после нескольких длинных гудков на том конце ответили.

– Здравствуй, дорогой. Это Новак тебя беспокоит. Как супруга? Как дети? Да, да, у меня тоже всё отлично… Нет-нет, нога почти не болит, – торопливо соврал он, с ненавистью взглянув на трость. – Видишь ли, у меня к тебе просьба… неофициальная, как ты понимаешь. Мне нужна кое-какая информация…

Новак терпеливо выслушал вопрос собеседника.

– Да вот решил на старости лет дать мозгу встряску и немного поработать. Ты же знаешь, полицейский даже на пенсии остаётся полицейским. Да-да. Запиши. Исчезновения детей, с восемьдесят пятого года и до настоящего времени, по всей стране.

День да расплаты.

Какие эмоции он должен испытывать? То, в чём признался ему этот умирающий, верилось с трудом. Но это была правда!

Единственный вопрос, который сейчас крутился в его голове: «Как такое вообще могло произойти? Это же просто немыслимо! Это всё меняет!»

– По вашему взгляду вижу, что вы наслышаны обо мне? – с гримасой, больше напоминающей боль, чем усмешку, спросил Виктор Вальтман.

– Да, немного, – соврал он. Мысли, словно рой пчёл кружились в голове. Столько вопросов, на которые он самостоятельно не мог найти ответы. А ответы ему были необходимы. – Но как?

– Не будем забегать вперёд. Всё по порядку. Когда я был молодым, меня часто посещали тщеславные мысли о значимости, к которой надо стремиться всеми силами. И я стремился. Пошёл на поводу у более предприимчивых и хитрых товарищей, как мне тогда казалось мудрых, а на деле всё оказалось иначе. Я ошибался. Всем иногда свойственно совершать ошибки. Не так ли, молодой человек?

– Конечно, от ошибок никто не застрахован.

Он это хорошо понимал и принимал людей такими, какие они и были по сути своей. Слишком много он знал чужих секретов и каждый был последствием опрометчивого поступка, совершив который, человек почти всегда раскаивался. Но были и те, кому было плевать, и те, кто не делал ошибок, кто жил по своим, написанным своей рукой, правилам.

– В конце тридцатых годов, – начал старик, невидящим взглядом уставившись на противоположную стену, – я к своей великой радости, был полностью предоставлен самому себе. И не смотря на то, что я был ещё довольно молод, родители дали мне полный карт-бланш. Они не вмешивались в мою жизнь, я, в свою очередь, не мешал жить им. Всё, что я помню из того времени – это постоянные пьянки и дебоши, в которых я без конца принимал участие. Ни одно мероприятие не обходилось тогда без Виктора Вальтмана из состоятельной и интеллигентной семьи! Моего папашу, наследника самой крупной угольной шахты этой части страны, значительно сократившего состояние наших предков из-за сомнительных вложений, знали многие. Молва о нашей семье, тратившей капитал так бездумно, но с присущим только богатым шиком, ходила постоянно. Мы были весьма расточительны. Как это называется – жить не по средствам? Именно. Денег становилось всё меньше и меньше, но статус для нас был превыше всего! Никто и никогда не должен был знать о действительном положении вещей. Я жил на широкую ногу, как и прежде, не подозревая о дамокловом мече, нависшем над моей головой.