Маргарита Шарапова - Шампур для горничной

Два часа ночи. Гостиница безмолвствовала. Дежурной за столом не оказалось, но тут же увидел ее дремлющей в кресле в лифтовом холле. Не та дежурная, что вчера ночью. Вчерашняя женщина имела роскошную копну бронзовых кудрей, а сегодняшняя блёкло сивая и коротко обскубанная.

С брезгливостью осмотрев седое бритое темя, свернувшейся калачиком в кресле дежурной, мягко ступая вышел на лестницу. Поднявшись на шестой этаж и увидев дверь, обуглившуюся и уродливую, криво заулыбался. Рука нащупала в кармане банного халата коробок и сердце бешено заколотилось. Ужаснулся, поймав себя на мысли, что хочет поджечь что-либо, сознательно жаждет и желание настолько остро, что с ним невозможно бороться. Подавляя искушение, вернулся на этаж и быстро пошел к номеру, твердя, что сейчас закроется, зароется с головой под одеяла-подушки и не шелохнется до утра, но возле двери номера внезапно остановился и резко повернул назад. Стремительно пройдя через холл с дремлющей дежурной, ворвался в длинной коридор противоположного крыла и миновал проход с феерической скоростью. Оказался в холле в торце здания, увидел массивную цветочную кадку с несколько запылившейся пальмой и торопливо поджег сухие лохматые образования на коротком стволе растения. Даже не посмотрев как разгорится пламя, стремглав убежал. Заперевшись в номере, привалился спиной к двери, и только теперь ощутил страх: «Ведь я ничуть не соблюдал осторожность! Меня запросто могли увидеть, поймать! Какой позор! Впредь надо быть осмотрительнее… Впредь?! Что же я и впредь разве собираюсь… О, нет!»

Отдышавшись, шаткой походкой прошел в спальню и повалился на постель, и, как и в прошлую ночь, тут же окунулся в блаженный сон.

Пафонов отрешенно водил ложкой в тарелке с супом-харчо. Из проема кухонной двери за ним внимательно наблюдал директор «Старославянского» Мотов.

– Ему не нравится! – щелкнул Глеб Ярославович пальцами повару. – Замените на грибной!

К сыщику устремился официант с дымящейся тарелкой грибной похлебки. Выудил из-под носа Пафонова харчо и поставил другую тарелку. Пафонов непонимающе поморгал вслед удаляющейся белой куртке официанта и с прежней отрешенностью принялся вазюкать ложкой в свежей порции.

«Значитца, так, – неторопливо поскрипывали мозги оперативника, – нужно определить – кто дежурил из персонала в ночи, когда совершались поджоги, а особенно важно выявить дежурных пятого этажа. Затем необходимо узнать, чем занимались в эти ночи жильцы сектора бис на этом самом долбаном пятом этаже».

Внимание капитана привлек истерический вопль.

– Безобразие! – голосил картаво огромнолобый господин с кокетливой бородкой-эспаньолкой.

– Салат из морской капусты отдает сельдью! Кощунство! – разорялся огромнолобый. – Немедленно шеф-повара! Святотатство! Без-зоб-ра-зи-е!

Мужчина сильно картавил и слово «морской» произнес как «майской», а «безобразие» как «безабьязие».

Из кухни выкатился директор гостиницы Глеб Ярославович Мотов и с лебезящей улыбочкой просеменил к столику, за которым расположился господин с эспаньолкой.

– О, милейший Федор Степанович! – затрындел Мотов. – О, любезнейший господин Теодор, просим всяческого прощения! Вам немедленно подадут свежайшую порцию морской капустки совершенно бесплатно! Ресторан угощает!

– Естественно! – оскорбленно воскликнул названный Федором Степановичем и в то же время господином Теодором. – Это совершенно естественно, что ресторан должен заплатить за моральный ущерб!

Пафонов поморщился от чудовищного коверканья звуков возмущавшимся гражданином, но крикун весьма заинтересовал: ясно, что это экстрасенс, проживающий в номере 504-бис, один из непосредственных подозреваемых в поджигательстве и, более того, убийстве горничной Лялиной Влады Леонидовны.

Пафонов подхватил грибную похлебку и переместился за столик к экстрасенсу. Узрел, что огромный лоб – не лоб, а обширная лысина, но постарался не зацикливаться на физиономистике и раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но экстрасенс выпучил широко расставленные, крупные как у коровы глаза с лиловым отливом, и возмущенно всфыркнул:

– В чем дело?! Что за бестактность?!

Пафонов отправил в раскрытый рот ложку супа, сглотнул и флегматично произнес:

– Чего делали ночью пятнадцатого января?

Экстрасенс нервически заморгал.

– Примерно с двух часов ночи и до пяти утра? – уточнил Пафонов и, не сводя голубых ясных глаз с мясистого крупнопористого лица мага, засосал очередную ложку грибной похлебки.

Подбежал официант с морской капустой. Тарелку вырвал директор Мотов, безмолвно торчавший за спиной Федора Степановича Козленко или, если угодно, Теодора Козерога, и с извинительным кхекхеканьем поставил салат перед ясновидящим. Козленко машинально подцепил вилкой темно-зеленые, окропленные оливковым маслом, водоросли, но не донёс до рта, зло шмякнул, нагруженную растительностью вилку, в тарелку.

– Кто вы такой, черт побери?!

«Чейт побейи!» – передразнил мысленно Пафонов и хотел представиться, но заговорил директор Мотов.

– А это наш уважаемый следователь… э-э… очень-очень милый юноша…

Пафонов пристально посмотрел на директора, тот, испуганно ойкнув, исправился:

– То есть, молодой человек, так сказать… вполне взрослый мужчина, да-да… кхм… в общем, у меня дела, простите, господа, прошу прощения, извините… Приятнейшего аппетита!

И Мотов торопливо скрылся в чреве кухни.

– Стало быть, вы расследуете сегодняшнее убийство? – совершенно иным, серьезным и даже суровым тоном осведомился Козленко.

– Угу, – Пафонов подцепил гриб и засосал губами с присвистом. – Так чего вы делали пятнадцатого января ночью?

– Почему же пятнадцатого? – воспротивился экстрасенс. – Ведь сегодня шестое февраля… Наверное, важно знать, что я делал нынче ночью, с пятого на шестое число текущего месяца, не так ли?

Пафонов с кислой миной продолжал хлебать грибной суп.

– Ну, почему пятнадцатого? – озадаченно наморщил лоб Козленко.

– Вопросы задаю я, – промямлил Пафонов. – Ну и что насчет пятнадцатого?

Экстрасенс повращал выпученными глазами и пожал плечами.

– Да не помню я! Ах, позвольте, это же был день приезда! Да-да-да-да-да-да-да! Что я делал ночью… спал! Спал как убитый! После такого грандиозного перелета! Что еще делать?! Я ведь, знаете ли, прилетел издалека, из…

– Я знаю, – осёк его Пафонов. – И во сколько легли?

– Рано. Часов в шесть-семь вечера.

– И не поднимались всю ночь?

– Проспал до самого утра.

– До какого самого?

– Даже где-то и не до утра, а до обеда, если быть уж совсем точным…

– Да? И пописать не вставали?

– В туалет? – смутился Козленко. – Знаете ли, было дело, вставал…