Мария Макеева - Безопасный человек. Странная история обычного города

Я кивнул с сомнением. Мы словно поменялись ролями. Я сомневался, а тот был уверен. Я волновался, а он был невозмутим. Я осознавал, что Митька был прав. Я до сих пор не задумывался над этим. Оставался ли я в безопасности, спрыгнув с высокого дерева, или с пятиэтажного дома? Мог ли я вообще пораниться и погибнуть? Распространяется ли мой «дар» на ситуации, если я сам выберу опасность. Если подойду к краю и как сейчас, спрыгну вниз? Размышления уничтожили зарождающийся страх, появилось любопытство, хотя сама мысль об этом казалась какой-то невозможной.

– А что будет, если я расшибусь насмерть?

Митька усмехнулся, отрицательно покачал головой.

– Нет, точно не расшибёшься. Я рассчитал высоту и скорость вхождения тела в воду. В тебе где-то пятьдесят пять килограмм, так? При этом весе и высоте ты просто сильно шмякнешься. Ну, да ладно, это же не страшно. Кто не получал синяков?

Пришла моя очередь мотать головой, – Синяков? Ты издеваешься? Да не было у меня никогда никаких синяков. Не могу даже вспомнить, что такое физическая боль.

Он тогда посмотрел на меня с сомнением.

– Да, ты какой-то реально удивительный случай. Словно из книжек Беляева. Дожил до такого возраста без единого синяка? Серьёзно, Сел? Ты, где жил до этого, на Марсе?

– Скажешь тоже. – Я ещё раз обернулся на воду. – Ну, хорошо, давай, – согласился я. – Что нужно сделать?

– Да всё просто, иди к камню. – Он указал на часть бетонного блока. – Встань на него и прыгай.

– Вода холодная, ты знаешь? Там точно хватит глубины?

– Нет, не думаю, что холодная. Жара же, она утром уже прогрелась. Если что, я рядом и вполне сносно плаваю. Мы с отцом каждые выходные раньше на дачу ездили. А там река, знаешь какая! А мы туда-сюда её переплывали. Короче, не дрейфь! Прыгай. Остальное беру на себя.

Конечно, сказать, чтобы я совсем не боялся – нельзя. Плавать я, конечно, умел, да и холода не особо страшился. А здесь ещё и сказывался адреналин. Но всё-таки было странно прыгать в тёмную воду, кто знает, если эта бетонная штуковина лежит прямо возле ограды то, что может лежат там на дне?

Мы были в стороне от основного городского пляжа, поэтому Митька постоянно озирался, опасаясь, что нас заметят. Он ещё не привык к моему умению скрываться и видимо не предполагал, что при всём желании, в момент прыжка никто бы на нас внимание не обратил. О чём я не преминул ему сообщить. Со словами: «Во, точно!» он подтолкнул меня в спину. Мы оставались лишь детьми, играющими в учёных.

Что-то тёмное мигнуло в глазах. Что это было я на тот момент не понял. Я обернулся к другу. Митька, не реагируя, поднимал свои тетради с земли, не обращая на меня никакого внимания. Сначала как-то неуверенно и что-то бормоча под нос, но постепенно его взгляд прояснился и движения стали естественнее. Он собрал тетради в сумку, и побрёл обратно к автобусной остановке.

– Мить? – Позвал я его, уже понимая, что тот впервые попал под за мою «стеклянную стену». Конечно, он не обернулся. Ещё раз окрикнув, я сделал шаг назад. Всё это время я находился на бетонном валуне и уже даже снял майку, собираясь спрыгнуть. Что-то снова мелькнуло перед глазами. Как телевизионная помеха. Вспыхнуло и погасло. Доля секунды.

Я лихорадочно размышлял, что случилось? Что подтолкнуло его к моему влиянию? И тут меня осенило. Когда тот предложил спрыгнуть в воду, я, сделав шаг по направлению к возможной опасности, «включил» свою защитную систему. Видимо перед угрозой жизни создавалось какое-то возмущение и стеклянная стена, закрывала меня ото всех. Получается мой «дар» защищал лишь меня, а остальные просто попадали под влияние этой защиты.

Разумеется, я не мог летать и зависать над водой, скорее всего, думал я, я мог разбиться насмерть при желании. Таким образом у меня появлялся некий выбор? Я мог внять этому предупреждению, а мог пойти напролом.

Я вертел головой, то провожая взглядом Митьку, то взирая на воду и меня разрывало в обе стороны. Я готов был тотчас догнать друга и готов был спрыгнуть, чтобы окончательно утвердиться в своих выводах.

Мне никогда до этого дня не приходило в голову, попытаться сделать нечто такое, что невозможно отменить. Что не поддавалось регулировке. Мой «дар» – странная штука и порождал новые вопросы, когда исчезали другие. Соблазн был велик. С трудом отрывая взгляд от воды, я спрыгнул с бетонного валуна и побежал вдогонку к Митьке, чтобы всё ему рассказать.

Гораздо позже я всё-таки спрыгнул. И узнал ответ на свой вопрос.

Конечно, я всё рассказал Митьке. И о своей раздвоенности, и о своих догадках, лишь только умолчал о странных мимолётных помехах перед глазами, да я и забыл о них на тот момент.

На сей раз он внимательно меня выслушал и, разумеется, даже не сомневался в моих словах.

– Так, значит, любой, кто толкает тебя на свершение какой-то опасности, обречён попасть под влияние твоей «стеклянной стены», так? Ну, зато теперь мы точно знаем, что эта штука защищает только тебя. А все, кто попадает в круг твоего «дара», просто массовка. Значит, главное, чтобы ты сам был в безопасности. Знаешь, Сел, вообще теория «биополей» – это антинаучная чушь, но на тебя воздействует какая-то слишком явная штука, которую наверняка можно измерить. Хм… Это поле вокруг тебя, оно же не просто влияет на людей, оно скрывает тебя и показывает, им что-то ещё.

Я рассказал ему, что уже «перешерстил» все доступные мне энциклопедии от «Брокгауза и Эфрона» до «БСЭ», и нигде не нашёл описания чего-то похожего. Я перерыл все доступные мне научные журналы дома и в библиотеке, от детского «Юного натуралиста» до «Науки и техники». Но и в них не содержалось никакой информации, кто я такой. С одной стороны, благодаря этим поискам я узнал огромное количество интересных фактов, с другой стороны – ни один из этих фактов не помог мне ни на шаг приблизиться, к тому, что со мной происходило.

– Слушай, Сел, может ты вообще уникум? Я тут без твоего позволения, начал записывать всё, что ты мне рассказывал. Ну, мало ли… Мне кажется, если мне удастся поступить в МГУ, я просто обязан изучать тебя. Давай, если захочешь ещё поэкспериментировать – бери меня с собой.

Мы «экспериментировали» всё лето. Конечно, я часто проделывал это один, но в те дни, когда со мной был Митька, мы отрывались на всю катушку. В результате этих экспериментов я убедился, что был прав насчёт «рукоположения». Если я дотрагивался до человека, то тем самым выводил его из-под влияния «стеклянной стены» и тот видел всё, что видел я.

Когда я спрашивал, что или кого Митька видел в эти моменты перехода, он чаще всего отвечал, что ничего. Но иногда, как-то странно хмыкал и взгляд его становился испуганным. Возможно, он не говорил мне всего и видел что-то действительно пугающее. Лишь позже признался, что почти ничего не мог вспомнить.