Мария Макеева - Безопасный человек. Странная история обычного города

– Просто, Сел, я не знаю, что вижу. Ощущение, что вижу будущее. И мне кажется, я видел себя мёртвым.

Я выяснил ещё одну особенность. Мой дар воздействовал непродолжительное время. Когда Митька попадал под моё воздействие, то вспоминал обо мне лишь на следующее утро. Позже он рассказывал, что иногда, кроме мертвого себя, видел странного человека, лица которого не мог вспомнить.

Теперь я знал, что люди, которые попадали за мою «стеклянную стену» уже на следующий день вспоминали о своих намерениях, но правда забывали о том, что с ним происходило в предыдущий день. Получается, те алкаши возле рынка спокойно могли подраться и в следующий раз. А те уроды, которые избили Митьку, могли поймать его на следующий день. То есть люди, которые замышляют что-то ужасное, могли сделать это буквально через сутки после моего воздействия. Выходит, если мне предстоит «обезопасить» что-то действительно серьёзное, я должен буду проследить за дальнейшими последствиями. И вновь появлялся новый вопрос – как мне должно это сделать?

Лето уже подходило к концу, когда я решился рассказать другу и о «Кире из Питера».

– Не, Селен. Я видел эту вашу Киру. Родители знаменитые журналисты. Там отец один – ого-го! Тоже мне жених – Селен Корионов. – Он засмеялся. – Ты же понимаешь, что она не простая девочка. Это она сейчас возможно не понимает своего положения, но поверь мне, Сел, когда поймёт – выберет точно не тебя. Ты, конечно, видный парень, но не для таких, как она. – В тот момент его голос стал серьёзным.

– Да я это знаю. – отмахнулся я, понимая, что он на сто процентов прав.

Обо всём этом в тот момент мне думать не хотелось. Я хотел отвлекаться от возникающих мрачных, упаднических мыслей. Поэтому пытался отгонять их просмотром бесплатного кино. Я пересмотрел в нашем кинотеатре все фильмы, некоторые даже по нескольку раз. Проехал «зайцем» на электричке до какого-то безымянного дачного посёлка и обратно. Вечерами задерживался возле «Гаваны», мешая местным парням подраться. Пересекал проезжую часть в самых неожиданных местах перед носом у водителей, вынуждая их тормозить.

Митька был не против таких развлечений, хотя по началу отговаривал меня, а затем и сам стал принимать в них участие. Всё лето мы дурачились. Бегали с ним на фильмы «детям до шестнадцати», съездили на ВДНХ, успели ещё до того, как его заполонили рыночные «комки» – павильоны для продажи китайско-турецкого ширпотреба. Словно прощаясь с этим комплексом, который под напором новой эпохи менялся, мы два раза подряд сходили в Космический павильон.

Мне всегда нравилось всё, что связано с космосом. Я благоговел перед наукой и фантастикой. Но относился к ней, не как Митька, который пытался всё понять, измерить, изучить, запаковать в расчёты, а затем построить некий сверхмощный компьютер, сочетающий искусственный разум из книг Азимова и Брэдбери. Для меня все научные открытия были, как картины «Амаравеллы» 1 1 Объединение молодых русских художников-интуистов или «космистов» 1923—1928 гг . Красота, основанная на научных знаниях. Космизм. То, что сплеталось в науку и, наверное, магию. Хотя, это не точное слово. Не магию. В загадку.

Я поначалу не был уверен, что сам хочу начинать конфликты, но показать свои возможности Митьке точно хотел. Уже не в первый раз я всерьез подумывал о том, чтобы перестать это делать и остаться таким как все. Но видя, как Митька смеется до колик в животе над лицами людей в моменты их трансформации, когда те переходили из одного состояния в другое, напрочь изгоняло эти мысли. Я был ребёнком и почти избавился от угрызений совести, однако все равно не мог загасить ростки стыда. Хотя бы потому, что люди были не виноваты, не угрожали и не нападали на меня.

Затем всё завертелось. 19 августа 1991 года случился политический переворот, названный «Путчем». Последний президент страны под названием Союз Советских Социалистических Республик, Михаил Горбачев, был отстранен от власти так называемым ГКЧП, объединением бывших соратников президента, которые решили взять управление в свои руки, как новое Временное правительство.

Государства, в котором я родился и вырос, к тому времени уже практически не существовало, а в то лето в Москву были введены войска. До этого момента мне даже в голову не приходило заявиться на какую-нибудь политическую манифестацию, но случилось то, от чего просто так было уже не отмахнуться.

Я до этого не замечал, что мир моего детства уже агонизировал и содрогался в конвульсиях. В марте и апреле 1991 года по всей стране прошли многотысячные антиправительственные митинги, а я нарочно запирался в своём мирке «безопасности» и спокойствия. Решал свои проблемы, и политика мне была совсем не интересна.

Но в тот день мы с Митькой решились поучаствовать, заодно и поэкспериментировать в этом столпотворении. Для нас те неспокойные события ещё не были историей или неотвратимо приближающимся крахом старой политической системы. В воздухе просто витало чувство напряжения и возбуждения. Будь я взрослее, кто знает, может быть постарался всё изменить? Кто знает, на что я мог тогда повлиять? Но, разумеется, я об этом даже не задумывался. Мои мысли занимали только поиск ответов на свои вопросы, эксперименты и Кира. И я был рад, что Митька находился в те годы рядом со мной и часто давал повод задумываться о хорошем, переключаться с эгоистических и агрессивных поступков. Если бы не он, я превратился в чудовище гораздо раньше. Я был – эмпириком, он – рационалистом. Вместе мы дополняли друг друга.

В тот день мы с ним решили съездить и попробовать «поэкспериментировать» в самой гуще событий. Для нас они не были переломом, а просто ещё одним полем для игр в неуязвимость.

Ничего не сказав родителям, мы пешком двинулись к памятнику Юрию Долгорукому, чтобы посмотреть, что происходит в центре города. Было около десяти часов утра. Родители уже ушли на работу, в то утро те тоже были встревожены, но я не придал этому должного значения.

С Митькой мы договорились встретиться на остановке. Взяв с собой пару бутербродов, я выскочил за дверь. На мгновение испытал те же ощущения, что и в тот день, когда впервые выбежал на дорогу. По коже побежали мурашки, сердце застучало где-то в висках, а меня заполнил страх. Затем всё вернулось на круги своя.

Я шёл по улице и физически ощущал постоянно наэлектризованное присутствие то ли беды, то ли радости. Неопределённое чувство возбуждения. На наших глазах менялась история, но мы отмахивались от перемен. Все последующие события, которые случились со мной, возможно, были как-то связаны с тем, что произошло тогда.

Через пару часов мы были уже в толпе возле памятника. Я не держал Митьку за руку, постоянно отвлекался и вертел головой по сторонам. Люди вокруг нас расступались и их взгляды при моём приближении моментально становились «скользящими» и пустыми. Мне даже не нужно было нарываться на конфликты, чтобы расчищать дорогу перед собой. Я не понимал, почему включался режим «безопасности». Мы просто продирались через людей, и никто из них, не проявлял агрессии.