Мария Макеева - Безопасный человек. Странная история обычного города

Позже, тот встретив меня в коридоре – отозвал в сторону и попросил больше не прыгать по классу как мартышка. На моё недоумение, он ответил, что помнит прекрасно, как я встал и вышел в ряд между партами. Затем внезапно замолчал и пробормотав, что «остальное не моего ума дело» – ушёл. А я остался стоять удивлённый, пристыженный и вместе с тем мне хотелось смеяться. Тот помнил, но не так, как оно было на самом деле. А я убедился, что люди забывали не всё.

А тем днём, напряжение создало реакцию, которая пропорционально поставила «защиту» вокруг меня. Конфликт, не успев начаться, тут же погас, и Дмитрий Николаевич потерял ко мне всякий интерес. Тот вернулся к своим бумагам, изредка поглядывая на склонившихся к партам, учеников, словно ничего не случилось.

Я встал и не спеша вышел к доске, изнутри меня инстинктивно всё сжималось, я ждал, что кто-нибудь из моих одноклассников сейчас рассмеётся в спину и закричит, что «Корионов нарушил дисциплину на экзамене!». Но совладав со своими инстинктами, я, скорчил гримасу, громко произнёс, как мне казалось, повторяя голос Дмитрия Николаевича – «Здравствуйте 7 „В“ класс»! Затем картинно развернувшись, прошёл по рядам.

Дойдя до Киры, я остановился и заглянул в её листок. Прядь светлых волос лежала на плече. Я не сдержался, прикасаясь словно к золотому руну, осторожно провел пальцами по волосам. Кира отреагировала, тут же повела плечом, словно сгоняла севшую муху и даже подняла взгляд. Я опешил, испугался, что та меня увидит. Но она, как и все, уставившись куда-то за мою спину, сощурилась, кивнула и продолжила что-то писать на листке. К своему стыду, я снова поймал себя на мысли, что меня тянет её поцеловать. Но остановился. Не стал этого делать.

Я понимал, что не был невидимкой. Всё, что я делал, вызывало у людей ответную реакцию. Они что-то видели. Если в такие моменты я прикасался к кому-то или иначе воздействовал на окружающее пространство – все реагировали.

Я был ребёнком и не мог решиться на какие-то более серьёзные шаги, поэтому просто дурачился. С некоторым сожалением отойдя от Киры, подошёл к сопящему Кольке Колмогорову, однокласснику-троечнику, который был, наверное, вторым, после меня, самым незаметным учеником класса. И тот, похоже «плавал», выполнив всего два задания, да и те – неверно. Я помог ему. Взяв ручку со стола и, склонившись, стараясь его не задевать, начал писать.

Я решил три задания на черновике и думаю, этого хватило ему за глаза. Пытаясь повторять его почерк, тот писал большими круглыми буквами, я надеялся на схожесть, чтобы Колька решил, что всё сделал сам. Старательно выведя решения на листе я подписал в самом низу заглавными буквами – «РЕШЕНИЕ ВЕРНОЕ. ПЕРЕПИСЫВАЙ НА ЧИСТОВИК». И только после окончания экзамена, я понял, что написал их уже своим почерком.

Он тоже поднял голову, огляделся. И, похоже, что-то почувствовал. Посмотрел на свой черновик, затем уставился, привычным застывшим взглядом, и кивнул. Словно понял, что нужно делать.

Я ходил по рядам, склонялся над пишущими одноклассниками и даже ради шутки иногда менял тем листы с заданиями. Но подмена не прокатывала. Те недоумённо смотрели друг на друга и менялись обратно. Затем поднимали голову и взирали на меня. Вернее, сквозь меня. Я рассматривал их взгляды. Не смотря на схожесть признаков, все они реагировали по-разному. Одни хмурились, кто-то усмехался, некоторые, заметно было – боялись. Все видели что-то своё.

Коллизия, которую я создал тогда, была кратковременной. Я уже догадывался, чем меньше был конфликт – тем тоньше была «стеклянная стена» вокруг меня. Чем сильнее была опасность – тем дольше я оставался невидимым.

Это было цепной реакцией, причиной и равнозначным следствием. Чем выше уровень возможного конфликта, тем безопаснее становилось вокруг меня. Иногда я даже думал, что было бы, если бы оказался под атомной бомбардировкой, (Я родился во времена «холодной войны» и про ядерную опасность знал тогда каждый школьник.) взорвалась бы надо мной бомба или на земном шаре сразу же наступил всеобщий мир, как обратное следствие угрозы?

Мне, увы, в те годы, такой шанс не представился, и я скорее, просто фантазировал. Несмотря на то, что тогда уже издавалась, чаще всего «самоизданная» «жёлтая» пресса про инопланетян и «прочие Бермудские треугольники», я не верил в такой вариант событий – в то, что я посланник иных миров или планет. Возможно, если бы в СССР были комиксы, я мог бы нафантазировать про супергероев. Но тогда этого не было, а все «супергерои» в книгах, которые читал, добивались всего трудом и тренировкой.

Нет, я не чувствовал себя абсолютно всесильным. Учитывая, что мой талант состоял лишь в том, чтобы «гасить» ссоры и драки. Я не мог взглядом передвигать предметы, силой мысли сжигать дома или выносить бабушек из горящих домов, которые получается, сам мог и поджечь. Мне нужно было всего лишь находиться рядом в нужное время. К тому же, школьные конфликты были скоротечными, и я не мог исчезать из обзора надолго.

Конечно, в такие моменты я мог делать всё, что угодно. Мог, наверное, скакать голышом перед доской, и всё равно никто не увидел бы этих эскапад. Но меня занимал вопрос – кого бы они все увидели вместо меня? Может быть Митькиного странного человека в костюме?

Время экзамена подошло к концу, я вернулся на своё место перед самым звонком, заметив, что взгляды одноклассников больше не были ошарашенными и «скользящими», а Дмитрий Николаевич отвлёкся от своих бумаг, оглядывая класс. Конфликт был исчерпан, моё влияние закончилось.

Переписав всё на чистый лист, я ещё раз посмотрел на Киру. Она улыбалась кому-то. Я ощутил острое желание сказать ей что-нибудь, какую-нибудь ерунду, и не хотел противиться своим мыслям. Забыв на ту минуту, что мог снова закричать на кого-нибудь, создав мимолётную невидимость. Но мне хотелось говорить с ней так, чтобы та видела меня и говорила, вглядываясь мне в глаза, а не мимо.

Я встал с места, и, не видя перед собой одноклассников, бросился туда, а добравшись до её парты, перемахнул через неё, не глядя по сторонам. Я не понимал, что творю – был слишком возбуждён предыдущей безнаказанностью, чтобы подумать об этом. Если бы один из одноклассников случайно не преградил мне дорогу я бы, наверное, не сдержался и поцеловал ту перед всем классом. Но он мне помешал. Я очнулся и вместе со стыдом вновь ощутил фантомную прядь её волос на своих пальцах.

Она вышла из класса, не взглянув в мою сторону, а я думал о том, что однажды не сдержусь и воспользуюсь ситуацией. Но тогда эти мысли вызывали во мне не телесный отклик, а некий стыд. Я чувствовал себя глупцом.

Я сдал свою работу и поспешил к выходу. Для первого раза было достаточно, чтобы я решил не плыть больше по течению. Но ощутив себя изолированным, понял, что мне был нужен друг, который разделит со мной этот опыт.