Тогрул Мехти - Кара некрофила

– Расскажи все, как было, и я тебе помогу выйти отсюда. Не бойся, тебе никто ничего не сделает, ведь ты же еще маленький.

Малыш с детской наивностью начал подробно рассказывать про то, что произошло. Закончив свой рассказ, он спросил:

– А теперь можно мне уйти?

– Нет, мальчик! Не так быстро. Но скоро. Должны быть еще некоторые процедуры, – ответив, Гафур обратился к полицейскому:

– Принесите орудие убийства и предметы, изъятые с места преступления.

Полицейский положил на стол два прозрачных пакета. В одном был нож, а в другом сверкал золотой перстень.

Взяв в руки пакет с ножом, он спросил:

– Это твой нож, мальчик? Этим ножом ты убил Баклана?

Малыш подтвердил кивком головы.

Допрашивающий, положив пакет с ножом на стол, обратил внимание на другой пакет с перстнем. Выражение его лица изменилось. Посмотрев на перстень, он велел полицейскому увести Малыша обратно в камеру.

Полицейский тоже заметил озадаченное лицо прокурора. После того, как он проводил Малыша, вернулся в комнату и спросил:

– Что-то не так? У вас изменилось лицо, когда вы увидели этот перстень.

Расслабив синий галстук, Гафур расстегнул пуговицу воротника и вытер рукой капли пота на лбу. Полицейский подумал, что он, наверное, не услышал вопроса, но тот вскоре произнес:

– Этот мальчик не такой простой. Будь вежлив и осторожен с ним. У стен тоже есть глаза и уши, которые служат тому, кто оставил ему свой перстень. Я не хочу найти твое тело в канаве.

Малыш же, поверив этому прокурору с животом, сам того не подозревая, сделал чистосердечное признание и тем самым подписал себе приговор. В следующий раз они увиделись на суде. Малыша представлял адвокат, назначенный государством. Этот адвокат был очень старым и почти ничего не слышал. Было понятно, что особо бурной защиты Малыша не предвидится.

Суд вынес приговор по статье 120.1. – предумышленное убийство. Лишение свободы на 15 лет. Первые четыре года Малыш должен был провести в детской колонии, а к 16-ти годам перевестись во взрослую тюрьму.

Малыш, слушая свой приговор, с болью и ненавистью смотрел на Гафура, который ловко обманул его. Он не то что не помог, а выступал в роли прокурора, представляя сторону обвинения. В своей работе он не раз так поступал, но впервые, словно боялся смотреть в глаза Малышу.

Ненависть, которая родилась в душе этого маленького мальчика, была уже не только к прокурору, но и ко всему человечеству. Это была последняя капля, переполнившая чашу его детского терпения.

Суд закончился. Вскоре Малыша отправили в детскую колонию, которая находилась на окраине города.

Несмотря на то, что колония для молодых преступников была ужасным местом, Малыш этого особо не почувствовал, так как место, которое он считал домом, было не лучше, а может быть и хуже. Единственное, что он должен был усвоить, это научиться жить по правилам, которые диктовал социум молодых преступников. Детская колония, или же малолетка, как называли ее сами преступники, копировала законы взрослой зоны. И как любая копия, она была хуже оригинала – более сурова и беспощадна. Малейшая ошибка могла привести к наказанию или смерти. Наказания в детской колонии, порою были более суровы, чем в тюрьмах для взрослых. Понятия, то есть правила, выработанные преступниками, уважали и работники колонии, так как, за счет этих понятий царила определенная дисциплина, облегчающая их работу. Поэтому они не вмешивались во внутренние разборки осужденных и в их потасовки.

Малышу дали синюю форму для заключенных, вернули золотой перстень, и провели в камеру, где отныне ему предстояло провести два года с другими заключенными, его сокамерниками.

Помещение было небольшое, внутри было около тридцати подростков и детей. По всему помещению были расположены двух- или трехъярусные койки. Когда он вошел, все повернулись к нему и молча смотрели, как будто чего-то ждали, может быть того, как он себя поведет…

…Написав это предложение, я захлопнул ноутбук. Обычно предпочитал смотреть фильмы или научные передачи перед сном, но с того времени, как я начал писать про «Малыша», я словно потерял интерес ко всем развлечениям. Просто лег и попытался уснуть, испытывая чувство неудовлетворенности, словно меня мучила совесть из-за того, что недостаточно поработал. Как будто у меня был план работы над новым романом, и я хорошо его не выполнил. Желание писать у меня появилось относительно недавно. Я начал задаваться вопросами, которые пугали. Как, например, этот вопрос:

– Для чего? Для чего я живу? Что это за жизнь, где нет того, что может быть только у меня. Сколько людей и сколько жизней видели этот мир. Можно ли всем задать этот вопрос, или же только тем, избранным? Время – это то, чего нельзя терять, или возможно, это именно тот миг, воспользовавшись которым, можно будет найти ответ на свой вопрос.

Ночью я долго не мог уснуть. Наступил новый день. Мысль о том, что нужно идти на работу, сильно напрягала. Так хотелось плюнуть на все и остаться дома, чтобы продолжать писать. Но, к сожалению, отсутствие достаточного количества финансов вынуждало меня заниматься тем, чем мне не хотелось. К середине дня немного подзаработав, я взял свой компьютер и пришел в кафе. Динар часто говорит мне:

– Ты всегда будешь голодранцем, так как думаешь обо всем, кроме заработка. Его критика меня больше забавляет, чем обижает. Ведь только друг и скажет правду. Его образ, как пример много зарабатывающего человека, постоянно маячит перед моими глазами. Но, почему-то от этих заработков его глаза как будто потускнели. Возможно, я не прав, когда по-своему отношусь к стремлению людей быть богатыми. Но дело в том, что и богатых, и бедных – много, и всегда так было. Я же хочу претендовать на то, что могло бы сделать меня именно ДРУГИМ. Тем, кем и как я себя на самом деле чувствую. Одним единственным. В ощущении себя я не чувствую, что являюсь частью мира. Как бы это странно ни звучало, но я чувствую, что этот мир есть маленькая часть меня. И, несмотря на эти ощущения, мир все равно пока вынуждает меня играть по его правилам: идти работать и быть заложником нужд.

Когда я сидел в кафе, что-то удерживало меня от письменной деятельности. Сам физический процесс – «писать», словно разрушал «девственность» моих мыслей. Но писать было необходимо, так как я нуждался в продолжении этой истории. И так хотелось поделиться ею с тобой, дорогой мой читатель! Я открываю ноутбук и начинаю вновь писать.

…Малыш поздоровался с находящимися в помещении заключенными и стал взглядом искать себе место, где можно было бы расположиться.

– Вот там свободно! – указав на двухъярусную койку в дальнем углу помещения, сказал подросток, сидящий на нижней койке перед входом. На подростке не было майки, и все его тело было в татуировках. Их было очень много, этих непонятных композиций, расположенных без всякой симметрии и поэтому было очень сложно понять, где что нарисовано. Из-за узких глаз его прозвали Азиатом. Он был самым уважаемым преступником малолетки по многим причинам. Одна из причин – та, что он чтил воровские законы. Воровать у него было семейным делом. А сидеть за решеткой переходило по наследству. Вторая из причин заключалась в том, что его старший брат по имени Бек, был авторитетом во взрослой зоне, и в малолетке об этом знали. Многие из малолетки переходили во взрослую зону, и поэтому быть в хороших отношениях с Азиатом давало немаловажную гарантию безболезненного перехода во взрослую зону.