Евгений Малякин - Ужас замкнутого пространства. Криминально-политический детектив 2000 года

А они развивались не совсем по намеченному «диверсантами» сценарию.

Огонь, конечно, быстро побежал по деревянному полу коридора

семнадцатой квартиры. Начала пузыриться и гореть масляная краска

на стенах. Вспыхнули волосы на трупе Жирцова… Вспыхнуло все,

что могло и должно было загореться.

Но обитатели квартиры с узлами в руках, кто что успел собрать,

уже прыгали вокруг лестницы, ведущий на чердак, торопя и

подсаживая очередного спасающегося.

Некоторые женщины успели собрать с собой целые баулы с барахлом и

теперь мучились, понимая: надо спасать себя, а узлы придется

бросать, так как невозможно с ними лазить туда-сюда по лестницам.

В кухню уже пробивался огонь и валил едкий черный дым. Но к тому

времени, когда стало невозможно видеть и дышать, последний из

жильцов бывшей Большой квартиры уже находился на чердаке – пентхаузе. Там, через открытое окно, так же по очереди, они добирались до земли.

На их закопченные, объятые страхом лица из полыхающих окон уже всех трех этажей летели сажа, пепел… Дом горел, как сухой спичечный коробок.

***

– Быстрее, бежим в парк!

Это крикнула Ирина Соломатова, видя полную растерянность и беспомощность своих бывших соседей. Присутствие духа сохраняли,

похоже, лишь Сан Саныч и Игорь.

Фабрикант был до смерти рад, что выбрался из этой ловушки

живым-здоровым и у него еще есть время, чтобы сорвать сегодняшний

куш. «А там, – уже решил он для себя окончательно, – немедленно

улетаю с первым же заграничным рейсом. И безо всякой Яны.

Ситуация изменилась, я теперь, как и все тут, стою на краю

пропасти. Некогда возиться с девчонкой и ее родителями,

загранпаспорт оформлять, договариваться… История настолько дикая вышла, что самое разумное – побыстрее уносить ноги. В любом случае. Иначе – крышка, однозначно».

Игорь Соломатин, весь перепачканный, в порванных джинсах и

футболке почему-то довольно улыбался, в отличие от пребывающих в

истерике и шоке соседей по бывшей уже большой квартире.

То ли просто радовался спасению, то ли у него были не менее

серьезные причины радоваться, наблюдая, как под вой сирен

примчавшихся пожарных машин, родное гнездо окончательно

превращается в головешки.

Отдышавшись, упав на скамейки в ближнем скверике, обитатели

сгоревшей квартиры номер семнадцать дома восемь стали осознавать,

что же с ними произошло.

– Господи! – запричитала вдруг Маргарита Воронина. – Ведь у

нас все сгорело, совсем! И она для убедительности потрясла

целлофановым пакетом, в котором могли уместился разве что документы

и предметы первейшей необходимости.

К ее слезам немедленно присоединилась и Лиза Калинина: у женщин

наступила естественная реакция на случившееся и требовалась

разрядка, в виде слез. Полина Штерн с непередаваемой жалостью

смотрела на ту, которая еще вчера уверенно предрекала ей чемодан

и маленькую тележку счастья в личной жизни. Она обняла Лизу за

плечи и зашептала не для общего, конечно, сведения:

– Лизонька, ты же знаешь, что мой дурак – заместитель министра.

Мы тебя не оставим, поможем и с деньгами и где пожить какое-то

время. Телефон мой не потеряла?

– Н-нет, – всхлипнула Калинина, – наизусть помню.

– Ну, вот и хорошо. Я сейчас домой, в порядок себя привести, а

вечерком звони, придумаем, как тебе помочь.

Полина сказала общее «до свидания» и направилась ловить машину.

Ей надо было немедленно переговорить с мужем. Ведь она, хоть и не

погорелец, но тоже свидетель истории с Жирцовым, а значит,

находится в смертельной опасности. Ведь «крематорий на дому» им

явно устроили не простые люди и не случайно. Как только они

поймут, что свидетели живы – жди беспощадной охоты. Но у ее

дурака Женьки есть выходы на самый «верх», он обязан решить

как-то проблему.

Вслед за ней помахал ручкой бывшим соседям закопченный Фабрикант.

Он был уверен, что больше ни при каких обстоятельствах и никогда

в жизни их не увидит. «Была без радости любовь, разлука будет без

печали», – вспомнил он строчку классика, направляясь вслед за

Полиной Штерн на поиски машины. Бросившейся за ним Яне Ворониной

он коротко объяснил: «Хватит рисоваться на публику. Мой рабочий телефон знаешь? Так вот, звони туда после обеда, уедем срочно на

Мадагаскар».

Но юная Яна безошибочным женским чутьем угадала, что это

последние слова, которые она слышит от Сан Саныча, еще утром

сладко целовавшего ее во все местечки и обещавшего райские кущи.

После исхода, на пустой аллее осталось семейство Ворониных, мать

и сын Соломатовы вместе с Игоревой Лерой Новопольских, Лиза

Калинина да Лев Николаевич Хмелевский. Они растерянно смотрели

друг на друга и каждый не мог понять: как жить дальше и стоит ли

жить после случившегося вообще.

***

Старший оперуполномоченный МУРа Станислав Прибыловский вернулся с

доклада начальству сильно разочарованный. Он уже предвкушал, что ему поручат, пусть даже в составе группы провести расследование этого необыкновенного дела, обещавшего быть громким и потому сулившего в итоге награды, повышения еtс…

Ведь не каждый день и даже год убивают политические фигуры такого

масштаба, до еще при столь загадочных обстоятельствах. Шумиха

поднимется страшная: он с важным, деловым и таинственным видом

будет «отшивать» назойливых репортеров, каждый день станет

входить с особо важным докладом о ходе следствия в кабинет шефа…

Но действительность растоптала грубым сапогом мечты и иллюзии

Станислава Андреевича. Начальство приказало ему закрыть рот на

замок впредь до особого распоряжения и заниматься текучкой. То же

самое, в общем, что он сам недавно сказал начальнику того самого

отделения милиции майору Могильницкому.

Прибыловский решил переговорить с Платоновым попытаться выяснить,

какие ветры, в связи со случившимся подули в высоких инстанциях.

Но Иван Евсеевич «добил» его окончательно:

– Привези мне немедленно фотографию и заявление жильцов. Все это

надо уничтожить и забыть, как о дурном сне.

– Не понял?

– Тебе и понимать не надо. Вопрос решается на уровне генерала

Тучина, а, может, и еще выше. Да и этот дом, где, якобы, был

найден непонятный труп, полчаса назад сгорел дотла.

– Не может быть, Иван Евсеевич, что-то здесь не то!

– Станислав Андреевич, заруби себе на носу: не твоего ума это

дело. Хочешь носить голову и погоны не плечах?

– Не против, конечно.

– Вот и сиди себе спокойно. Тебе, надеюсь, твое начальство это

объяснило?

– Да, но…

– Короче, жду тебя с этими материалами через двадцать минут у