Александр Свистунов - Тьма веков

– Криминаль-инспектор Шмитц! – прокаркал Мозер, вскакивая при появлении сотрудника гестапо, – Чем могу быть вам полезен?

Густав смущенно кивнул обермейстеру, и тихо сказал:

– Садитесь. Я тут не потому, что кто-то из вас заподозрен в еврействе или коммунизме.

Мозер изобразил весьма натянутую улыбку и сел, но уже не так вальяжно, как раньше.

– Кто этот загадочный молодой человек? – спросил Шмитц, указывая пальцем на плачущего юношу.

– Не имею возможности знать, господин криминаль-инспектор. Был найден на Гроссамберг-штрассе. Без одежды и документов. Ни слова по-немецки связать не может. Да и вообще, кажется, человеческой речи не знает. Может быть, душевнобольной. Я только что звонил в лечебницу, и эти психиатры твердят, что ничего не знают. У них беглецов не зарегистрировано.

– Позволите, я взгляну? – спросил Густав. Мозер, наслышанный о гестапо, всё еще никак не мог привыкнуть к неожиданной вежливости и учтивости грозного служителя политической полиции. Потому он опять инстинктивно вскочил и выпалил:

– Конечно, господин криминаль-инспектор! Ригль! Сними одеяло с задержанного!

Ригль повиновался, и обнаженный юноша, облегченно вздохнув, уставился заплаканными синими глазами на Шмитца, нервно улыбаясь подрагивающими кончиками рта. Густав произнес «Кто ты?» на немецком, английском и русском, но юноша никак не отреагировал на его познания в иностранных языках, и даже не открыл рта. Лишь наивными детскими глазами смотрел прямо в цепкие и колкие глаза сотрудника гестапо.

– Будто собака, – пробормотал Шмитц, отводя взгляд. Он быстро осмотрел тело юноши и задумчиво произнес:

– Выглядит, как настоящий ариец.

– Что вы хотите этим сказать, господин криминаль-инспектор?

– Ригль, поставьте его на ноги. Да, вот так. Смотрите, господин Мозер, наш молодой человек, можно сказать, идеален, – Шмитц, взял со стола длинное чернильное перо и, используя его в качестве указки, стал объяснять суть своих слов, – Взгляните на этот череп. Плечи. Туловище. Никаких изъянов. Никакой кривизны. Идеальные жировые складки. Нет излишнего веса, но нет и признаков голода. Нет родинок, родимых пятен, лопнувших сосудов, прыщей и корост. Я не вижу следов оспы или других заболеваний. Зато есть след от противотуберкулезной прививки на плече. Удивительная предусмотрительность со стороны… Опекуна этого странного молодого человека.

Мозер, максимально напрягая все свои извилины, старательно всматривался в каждую деталь, указываемую ему Шмитцем, и не менее старательно поддакивал на каждое его утверждение.

– А вот, гляньте, Мозер. Ригль, и ты тоже, – Густав просиял, обрадованной неожиданной и интригующей находке, – Клеймо! Настоящее, выжженное клеймо за ухом! Мозер, вы уже начали заполнять бумаги на этого гражданина?

– Да, да, конечно! – выкрикнул, обермейстер, вздымая над головой серый лист протокола, в котором виднелось всего две строчки.

– Отлично, господин Мозер. Так пишите. За правым ухом присутствует круглое клеймо, размером с монету в десять рейхпфеннигов.

– …рейхпфеннигов, – повторил обермейстер, в бешеном темпе царапая бумагу химическим карандашом.

– Клеймо старое. Вероятно, поставлено в глубоком детстве. В круге присутствует надпись. На английском языке. Фрукты.

– Фрукты? – переспросил Мозер, чуть было не написавший это, совершенно не подходящее случаю слово, в протокол.– Fruit – по-английски значит «фрукты», – подтвердил Шмитц, чувствуя, как его охватывает ликование. Будучи взращен на детективах и приключенческих романах, юный Густав мечтал о таинственных и захватывающих приключениях. И вот, посреди серой линцевской безнадежной скуки на него свалился мычащий юноша с клеймом. И в этом юноше, с литературной точки зрения, было прекрасно вообще всё. Таинственность – на месте. Удивительно? Конечно! Лишенный одежды, в октябре, в достаточно оживленном районе, не в джунглях каких-нибудь. Откуда он тут мог взяться никем не замеченный ранее? К тому же у него не было ни намека на переохлаждение или простуду. Значит, его держали где-то неподалеку, и он сбежал. Либо, его везли куда-то, и потеряли. Это удивительное появление вкупе с клеймом за ухом и отсутствием всякого человеческого разума найденыша намекали на определенное злодейство, длительное время творимое над этим человеком. Определенно, юноша стал жертвой чьего-то злого гения. Или не гения. Но злого – это точно. А еще этот не характерный для Линца запах…

– Вы чувствуете, Ригль? – спросил Шмитц, прикрывая глаза и жадно втягивая носом воздух. Полицейский принюхался и закивал:

– Пахнет, как в кафе у господина Брандта.

– Брандта?

– Да, он бывший путешественник. Жил в Индии. А, вернувшись в Линц, открыл здесь кафе в индийском стиле, – поведал Ригль, тщательно скрывая радость от возможности оказаться полезным гестапо, – У него постоянно жгут какие-то палочки, которые ему присылают из Калькутты. Они еще не горят, а дымят. И запах точно такой, только сильней.

– Сандал, – произнес Шмитц многозначительно и снова потянул воздух носом, – Определенно, это сандал. Знаменитое благовоние, используемое в восточных ритуалах. Что ж, господин Мозер, кажется, ваше дело приобретает интересный оборот. Позволите мне поучаствовать в нем?

– Конечно, господин Шмитц! – выпалил, не задумываясь, обермейстер, которому казалось, что любое противоречие воле гестапо грозит ссылкой в концлагерь.

– Прекрасно, господин Мозер. А теперь за дело. Ригль! Ваша задача – доставить нашего найденыша… Назовем его пока что «Фрукт»…. В университетскую больницу. Можете смело ссылаться на меня. Пусть его накормят, выдадут одежду и поместят в отдельной палате под присмотром психиатра. Я сейчас позвоню главному врачу и распоряжусь обо всём. Мозер, а мы с вами берем двоих полицейских и выдвигаемся в кафе. Возьмем мою машину, чтобы быть убедительней.

– Слушаюсь, господин криминаль-инспектор! – ответил обермейстер, и, спустя двадцать минут, зловеще-черный Mersedes L300 припарковался на Зюдтиролерштрассе, у заведения с яркой оранжево-красной вывеской, резко контрастирующей со строгим порядком, царившим вокруг.

«Маленькая Индия» – без особой фантазии назвал своё небольшое кафе Брандт. Зато он удачно угадал с большой красной индуистской свастикой, украшавшей витрину его заведения задолго до того, как на ратуше Линца подняли знамя с аналогичным солярным символом. Свастика Брандта была увита цветочными гирляндами, а за ней, на полочках, разместился целый батальон индуистских божков из глины и дерева. Первое впечатление о необычном для этих мест кафе довершал нестерпимый запах восточных пряностей и сандала, исходящий изнутри.