Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

Вот только приказ оказался иным. Месяц они провели в непрерывном сражении, отчаянно сдерживая попытки генерала Арондо войти в Таррагону, отрезанные от внешнего мира. Единственное, что получали, так это новые обещания командования прислать свежие силы, а еще извечные требования держаться до конца, какие-то невнятные постановления и… потом рация на той стороне замолчала, пришлось ее бросить и пробиваться к своим. Враз ставшим чужими. Не переметнувшимся к врагу, но готовым отдать ему все, ради собственного спасения. Или ради прекращения бойни. Признавшие поражение, готовые выкинуть белый флаг, появись только повод.

Арройо не стал ждать подобного, когда узнал новости. Железный комиссар не выдержал, пустил пулю в лоб. А Бругейра развернулся, вышел из комнатки, где на полу в луже крови лежал его друг, и молча велел бойцам возвращаться и держать город, сколько возможно. С ним в окопы отправились лишь тридцать пять человек. Из них возвращались четверо: сержант Луис Лион Исагирре, которого в отряде звали просто Лулу, капрал Даниэль Чавес, однофамилец Энрико Чавеса, полковника, до самой смерти в Арагоне возглавлявшего их батальон. За это Даниэль получил прозвище «Чавито». И двое прибились во время битвы: из таких же подразделений, уничтоженных огнем фалангистов. Отряд пополнился сержантом Микелем Ландой из пятнадцатой интербригады, по прозвищу «Пистолеро» – он отличался умением стрелять с двух рук достаточно ловко, что в условиях городских столкновений давало ему определенное преимущество. И старшиной Арндтом Айгнером из одиннадцатой интербригады, по его словам, воевавшим уже два года, с января тридцать седьмого под командованием известного тельмановца, полковника Штефана Ляйе, бежавшего из Германии в начале тридцатых в Швейцарию и прибывшего в Испанию по первому зову Второй республики. Нандо, да и остальные, все время повторяли, эту оговорку про Айгнера, поскольку немец попал к ним вовсе без документов и при странных обстоятельствах. Да, обычно особисты из НКВД отбирали паспорта добровольцев, используя их в своих секретных операциях неведомо где и как, но правительство республики тут же выдавало новые. У немца же не оказалось даже военного билета. Арндт вышел на позиции отряда Бругейры так, словно совершал прогулку по тенистым улочкам Барселоны и только сейчас столкнулся с войной. Хотя, надо отдать Айгнеру должное, карабином он владел безупречно. Стрелял метко, легко выпуская до пятнадцати пуль за минуту. Сам старшина объяснял это бурной молодостью – ему довелось сражаться еще в конце двадцатых с нацистами в Баварии и Руре, с той поры сноровка нисколько не увяла. Правда, у Бругейры сложилось прямо противоположное мнение – он прекрасно видел схожесть подготовки бойцов вермахта, в последние несколько месяцев едва не тренировавшихся на отстреле республиканцев, и работу в бою самого Айгнера. И хотя Арндт с явным безразличием к форме стрелял в фалангистов Испании и солдат Германии, никого не выделяя, как это порой случалось с интернационалистами из Италии, когда тем, во время наступления на Теруэль, пришлось столкнуться с моральным выбором – стрелять в своих, хоть и классовых врагов, – все одно, червячок подозрения капитана не отпускал. А они подозрения эти, довольно заразны. Неудивительно, что Айгнер, все время пребывания в отряде оставался сам по себе. Вроде и свой, и чужой. Он и прибыл в Испанию не через коминтерновцев Марти или Тольятти, а записался добровольцем в Лондоне. Будучи коммунистом, всячески открещивался от общения с комиссарами – как местными, так и советскими, никак не объясняя своего поведения. И владел испанским, будто родным, что уж никак не походило на прочих интернационалистов. Впрочем, он ведь сражался в одиннадцатой бригаде, а там иностранцы большая редкость. Бругейре этот факт добавлял настороженности.

Сомнения, одни сомнения. Сейчас Айгнеру доверили пулемет и ленты патронов, он согнулся под тяжестью свинца и железа, но упорно тащил «максим» за собой, перебираясь через завалы, не прося помощи, стиснув зубы. Остальные, нагруженные винтовками и карабинами, шли впереди, вяло переговариваясь, и почти не оглядываясь на отстающего на несколько шагов немца.

Первыми двигались сам командир и старшина Рафаэль Тарда-и-Роура, просто Рафа: на войне товарищи обходятся без церемоний. Он старательно поглядывал на карту тоннелей, пытаясь определить, куда им двигаться, но не слишком успешно читая переплетения тоннелей. Коренной каталонец, наездами бывавший в Барселоне, не мог похвастаться хоть какими знаниями о подземных галереях, однако, слишком часто не соглашался и спорил с Бругейрой. Но имел на это право, он появился в отряде вместе с Нандо, и хоть и до сей поры оставался в вечном недовольстве капитаном, но непочтение выражал в крайних случаях и по делу. Человек вспыльчивый, упрямый, если не упертый, удивительно, как он остался в отряде после подавления барселонского мятежа в позапрошлом году. Тогда комиссары Андре Марти и сотрудники НКВД прошерстили всех, кто мог даже думать не так, как полагалось. А вот его неведомо как обошли стороной.

Удивительно, что он до сих пор на их стороне, в то время как почти вся Барселона окрасилась в черно-красные цвета фаланги и бело-красные карлистов. Полосатых знамен Каталонии, кажется, не встречалось вовсе. Но многие ждали от каудильо, что именно он, в противовес президенту, объявит область автономией. Попытка в самом начале существования республики получить автономию успехом не увенчалась. Несмотря на подавляющую поддержку населения во время голосования, республиканское правительство ее попросту заиграло. Последнюю попытку высказаться задушили, вместе с троцкистами, в тридцать седьмом. История посмеялась над республикой: ведь именно Барселона стала последним ее оплотом. И она же так охотно сдавала этот оплот, стараясь обойтись минимумом жертв и извлечь из своего положения максимум возможного перед вступавшей армией Франко.

– Что проку в этой карте, если половина подземелий разрушена, —ответил Бругейра на невысказанный вопрос Тарды. – Я-то спускался, смотрел, где и что. Все равно придется идти кружным путем.

– Если только авиация не пробила хранилище кавы, – тут же ответил Рафа. – Через него можно пробраться. А что до дверей – просто вышибем, ну и взрывчатки у нас навалом.

– И выдадим себя.

– Кажется, мы своим ором и так пригласили подходить всех фалангистов. Чего еще взрыва бояться? Он, как раз, никого не удивит. А вот твои возмущения поставят на уши. Переходил бы на каталанский.

Тарда знал, что, кроме него, этим языком не владеет никто более, включая родившегося здесь Нандо. Этим и задирал командира, особенно, когда их осталось всего ничего. Но задирал уже без азарта, больше, по привычке.