Евгений Кукаркин - Я - Кукла. Сборник повестей

Рабинович кивнул головой, а Гапанович, как рыба открывала и закрывала рот. Мы тронулись в кабинет Геннадий Федоровича.

Мой доклад был кратким. Взял то, добавил то, получил это.

— И это все? — мотнул Кац головой.

— Все по реакции.

— И реакция и все опыты занесены в тетрадях? — не унимался Кац.

— Все в тетрадях.

— Вы проверяли кровь крыс во время исследования? — спросил Рабинович.

— Проверяли, проверяли. Я даже сама это делала, — пыталась реабилитировать себя Гапанович.

— А фотографии клетки и ее взаимодействие с препаратом, под микроскопом, есть? — игнорируя Гапанович, задал вопрос Рабинович.

— Фотографии то есть, но разобраться в них невозможно, перепускает насос микроскопа и, поэтому, там все мутно.

— Что, не могли исправить? — прорычал Кац, Геннадию Федоровичу.

— Микроскоп импортный. У нас есть переписка с главком о ремонте. Главк не дает валюты.

— А позвонить нам не могли, гордыня обуяла?

Анатолий Федорович подошел к столу и вынул, из пачки бумаг, напечатанный лист.

— Вот заявка, послана Геннадию Рувимовичу месяц назад.

— Чего бумажкой тыкать, — не унимался Кац — Столько полезного времени ухлопано зря. Видишь Геннадий, у всех есть на нерадивость оправдание. Оказывается мы с тобой виноваты, что ни чего здесь не получается.

— Успокойся Миша. У них, по видимому, что-то получилось. Поэтому нечего нападать. Лучше Виктор Николаевич, скажите, что вам надо: людей, реактивы, деньги? Кстати, а как вы смотрите, чтобы перейти к нам? У меня все условия, импортное оборудование.

— Я не перейду к вам, Геннадий Рувимович. Мне и здесь хорошо. А по поводу помощи, нельзя ли несколько обезьян из вашего питомника.

Рабинович и Кац переглянулись.

— Я подумаю над этим вопросом и считаю, мы найдем для вас более лучшее решение. По поводу микроскопа, завтра будут деньги, я сам потревожу министерство. Ладно Миша, здесь мы проездом, поехали голубчик в родные пенаты. До свидания товарищи. Валентина Степановна, вы не проводите нас.

Как только они ушли, Люба сказала.

— Сейчас он ей врежет. Особенно этот противный Кац.

— Любовь Владимировна, я, кажется, знаю, что задумал Рабинович, — сказал Геннадий Федорович.

— Вы по поводу обезьян.

— Да.

— Неужели Красноярск.

— Не сомневаюсь. Обезьяны стоят валюту и на перечете в министерстве.

— Скотина.

— Вы о чем? — попытался вмешаться в разговор я.

— Виктор Николаевич, — обратился ко мне Геннадий Федорович — вы все узнаете потом. Это пока мое предположение, но если оно сбудется, я обещаю вам все подробно рассказать. А сейчас идите по рабочим местам.

Посреди комнаты стояла Наташа и задумчиво гладила кролика, сидящего у нее на руках.

— Виктор Николаевич, — сказала она — я заметила, одну вещь. Наше лекарство действует не на всех зверюшек одинаково. У меня такое ощущение, что его надо дозировать в зависимости от величины уплотнения. Не дольешь, деление замедляется, но идет. Перельешь, уплотнение блокируется, но начинают страдать соседние здоровые клетки. Как сделать так, что бы доза лекарства соответствовала норме.

— Я это тоже заметил и пытался более или менее решить эту задачу. Грамм лекарства на количество клеток — это пока нерешимая задача, но есть два пути. Снять с рентгена размер опухоли на ЭВМ, во всех измерениях и теоретически подсчитать количество клеток и потребность лекарств. Другой путь — визуально, в зависимости от состояния больного, принимать малые дозы регулярно.

— Это мне попробовать?

— Да. Позови программистов и поставь перед ними задачу тоже. Но немножко расширь ее. Малые дозы должны тоже иметь предел.

— Я поняла Виктор Николаевич. Сделаю.

В это время в комнату ворвалась Валентина Степановна.

— Виктор Николаевич. Я только что поговорила с Геннадий Федоровичем о том, что бы переселиться в эту комнату.

— И что же сказал Геннадий Федорович.

— Он согласен, чтобы я заняла стол Лены Корзухиной.

— Но мне нужен химик, а не биолог.

— Это уже согласованно с Геннадием Рувимовичем. Он даже сказал, что готов облегчить вам работу, взяв всю химию на себя. Здесь мы будем, под вашим руководством, проводить биологические испытания над зверьками. — Передайте Геннадию Рувимовичу, что я химик, а не биолог и заниматься я буду своим делом.

— У нас общее дело Виктор Николаевич.

— Я надеюсь, что мы кончили разговор на эту тему. Если вам Геннадий Федорович разрешил переселиться сюда, переселяйтесь, но не говорите всем, что я вам это разрешил. Это я говорю при свидетелях, — обратился я к, внимательно прислушивающимся, женщинам в комнате.

— Как мы рады такому гостю, — раздался звонкий голос Светки — Эй, Москвина, ты чего разложилась на чужом столе, уступи диверсантке место.

Москвина глупо хихикнула и стала собирать бумаги.

— Вам не помочь перенести ваши вонючие тряпки из той комнаты? — не унималась Светка.

— Виктор Николаевич, я прошу оградите меня от постоянных оскорблений этой женщины, я этого еще не заслуживаю.

— Уж заслужила, не беспокойся, — ответила Светка, быстрее, чем я открыл рот.

— Валентина Степановна, этот коллектив в течении года, работает слаженно без перебоев, каждый на своем месте, работают без трений и конфликтов и если вы не уживетесь с этим коллективом, то я буду настаивать, что бы вас отсюда убрали.

Я повернулся и пошел в кабинет Геннадий Федоровича.

Прошла неделя. Мы: я, Геннадий Федорович и Борис Залманович сидели в кабинете и крутили в руках телеграмму, где лаборатории предлагалось выделить двух специалистов в Красноярский исследовательский центр. Там же указывалось, чтобы мы взяли с собой необходимые препараты и компоненты, а также штампы больных раковых клеток.

— Рабинович выполнил свое обещание, — сказал Геннадий Федорович — Как я и предполагал, он хочет спровадить вас Виктор Николаевич подальше, чтобы на вашем материале, здесь, наработать технологию получения препарата.

— Мало того, — дополнил Борис Залманович — он вас бросает в такую клоаку, что выйти порядочным человеком от туда, не возможно.

— Что же там такое? — забеспокоился я.

— Там секретный объект, где проводят исследования на людях.

— Да вы что?

— Да, да. Там их заражают, лечат, калечат.

— Но тогда я отказываюсь ехать туда, если это правда.

— Если ты откажешься, тебя вышвырнут как котенка от сюда или, в крайнем случае, пришьют дело за какое-нибудь разглашение государственной тайны.

— Что и это возможно?

— Здесь, да.

— Там, в основном, приговоренные к смертной казни или пожизненному тюремному заключению. Правда есть еще добровольцы из заключенных, которые хотят скостить себе срок, после экспериментов над ними, — сказал Геннадий Федорович.