Джефф Лонг - Стена

В долине все еще совершенно тихо. Разгар осени. Листва сияет красным и оранжевым. Но в красоте ощущается голод. Пандемониум. Там тебя смогут проглотить заживо. Она отдергивает голову от гипнотизирующего зрелища. Подавляет его. Выключает.

Веревка. Она протягивает руку, чтобы схватиться за нее.

Вершина. Она заставляет себя сосредоточиться.

Устремив взгляд вверх, она вздыхает, это первый вдох с того мгновения, как она сорвалась, — жадный, захлебывающийся глоток воздуха. Она задыхается, как будто вырвалась на поверхность после долгого пребывания под водой.

Ее кулаки стискивают веревку. Солнечный свет окрашивает розовым скальные гребни. Она беззвучно ругается, она полна боевого духа. Они были уже так близко — оставались считанные часы. Падение дорого им обойдется.

Она ругает себя за спешку. Они рассчитывали закончить маршрут к ночи. Теперь у них оставался последний галлон [2] Галлон, американский — 3,78 л. воды, да и продукты они подъели почти до последней крошки. Они даже заранее отпраздновали свою победу. Тупицы. Вот и сглазили. Стена допускает движение только в темпе, установленном ею самой. Полная предвкушений, слишком сильно стремящаяся попасть на ровную землю, она чересчур засуетилась.

Она болтается на конце веревки.

Ее подбрасывает вверх и вниз над пропастью. Одиннадцатимиллиметровая веревка с оплетенным сердечником рассчитана как раз на такие вот случаи. Пятидесятиметровый кусок — стандартный канат, применяемый при восхождениях, — имеет прочность на разрыв до пяти тысяч фунтов. Исследователи пещер не любят «динамических» альпинистских веревок: на них слишком сильно болтает в темных бездонных шахтах. Зато для альпиниста эластичность — это все равно что рука Бога Спасителя.

Ее сознание заполняется дальнейшими мыслями. Она не собирается возносить благодарственные молитвы. Судьба — это действие, вот какова ее мантра.

Веревка все еще подергивается, но она уже занялась оценкой понесенного ущерба. Падение могло пройти и хуже. Она могла удариться о стену, могла оборваться страховочная упряжь. Канат мог закрутиться вокруг ее ноги или перехватить шею. Если бы не многолетние занятия йогой, о которых она не забывала нигде и никогда — ни в спортзалах, ни в комнатах общежитий, ни в квартирах друзей, ни в палаточных лагерях, — ее позвоночник сейчас походил бы на раздавленное яйцо. Но она цела, не ранена, даже не обожгла ладони о веревку. Неприятные ощущения еще появятся, но, видит бог, не раньше, чем она снова прочно устроится в седле.

Болтаясь между землей и небом, она приводит себя в порядок. Лес внизу становится темнее. Полоса солнечного света переползает через кромку стены и скрывается из виду. Нет, до ночи они не успеют никоим образом.

Зная, что ничего не получится, она все же пытается подтянуться вверх на тонкой канатной струне, и, конечно же, у нее ничего не выходит. Он слишком тонок, слишком сильно натянут, как провод. Она прекращает попытки, чтобы сохранить силы. Она устраивается поудобнее в страховочных ремнях и ждет. Чтобы подняться по веревке, ей нужен зажим «жумар» и стремена. Кто-нибудь из спутников спустит ей все необходимое; они скоро поймут, что случилось.

Ей не терпится вернуться к верхнему краю стены над пустотой и закончить то, что она начала. Это больше, чем упорство, больше, чем стремление вновь вскочить в седло. Она переполнена энергией, ее распирает от избытка эндорфинов. Все совершенные ею движения совершенно свежи в памяти. Она знает, что и как нужно сделать. Ей удалось разгадать шифр.

Ну же, девочки, давайте. «О-го-го!» — кричит она. И ждет.

Пока идут секунды, она мысленно репетирует предстоящие движения: пальцы левой ноги сюда, упереться в кристалл белого кварца, потянуться направо, всунуть пальцы в щербину, замаскированную пятном солнечного света.

Мысленно она проделывает весь отрезок пути до большой трещины, уходящей прямо к горизонту. До трещины оставалось так мало — еще одно движение, и каменюка была бы побеждена. А теперь день потерян. Так что насладиться дарами моря и вином в ресторане «Горная хижина» удастся только завтра вечером.

Наконец до нее доносится сверху вниз, сквозь пустоту, голос из их лагеря в вертикальной пустоте. Один-единственный слог — ее имя. Но это еще и предупреждение. Она слышит в голосе боль и отчаяние.

Что-то там не так. Ее падение почему-то вызвало в лагере панику, никакого другого объяснения она не находит. Сжимая в кулаках веревку, которая все еще продолжает упруго раскачиваться, она глядит вверх — как раз вовремя, чтобы увидеть, как розовая оплетка каната лопается.

Несмотря на всю свою прочность, веревка ненадежная вещь. Песчинка, попавшая в оплетку, капелька кислой мочи, даже солнечные лучи могут нарушить цельность сердечника. И тогда веревка разрывается даже на самом пороге святыни. Край пропасти — не лезвие ножа, но это все равно острие.

В пятидесяти футах вверх, как раз там, где веревка скрывается из виду, вдруг расцветает цветок. Такое случается, когда лопаются нейлоновые волокна, и похоже на маленький белый взрыв. Еще это похоже на трюк фокусника, у которого простая палочка вдруг превращается в букет цветов. Хризантемы, просто очаровательно! Но она-то знает правду о происходящем.

Быстро, по-птичьи, она украдкой заглатывает немного воздуха. Верить! Она изо всех сил вцепляется в веревку, страстно желая, чтобы весь мир застыл, чтобы веревка срослась воедино, чтобы ее тело сделалось легким, как перышко. И тут же резко наступила невесомость.

От этого ее сердце останавливается. Она шепчет: «Нет».

Этот путь должен был закончиться вовсе не так. Ты карабкаешься вверх, напрягая все силы, забираешься на высоту и там словно танцуешь с солнцем. Если же ты падаешь, то падаешь изящно, и веревка спасает тебя. Ты выздоравливаешь, если в этом имеется необходимость, и вновь обретаешь мужество. Запиши на счет, затяни узлы и продолжай восхождение. На этом стоит мир. Восхождение продолжается. Всегда.

Подчиняясь физическим законам, оборвавшаяся веревка переворачивает ее на бок, а потом лицом вниз. Так она и движется, встречая грудью ураган, созданный ею самой.

Она могла бы закрыть глаза. Она хочет это сделать. Но, конечно, не может. Это последние мгновения ее жизни.

Воздух сразу же делается холоднее. Цвета изменяются. Вместо золотого меда — синь ледяных вершин. Она достигла теневой зоны. Уже?

Это падение совсем не то, что все прочие. Это проходит в сопровождении совершенно недопустимых мыслей. Еще не было такого, чтобы у нее не оставалось надежды. Это самый сильный удар. Она движется навстречу последней секунде своей жизни. Она не может сделать ровным счетом ничего, что помогло бы исправить положение. И все же она надеется. Не может не надеяться.