Джефф Лонг - Стена

Хью повидал разные виды. Он знал себя. И не был склонен отрицать суеверия.

Его профессиональный рост в геологии — от любителя, отыскивающего и разбивающего жеоды в поисках красивых кристаллов, до известного ученого с лицензией, позволяющей ему бродить по всем закоулкам планеты, — позволил ему сделаться скорее язычником, нежели прагматичным американцем. Совершая восхождения в Гималаях, он имел дело с сельскими жителями, верившими в чудовищ, в богинь, восседающих на высочайших пиках, и в поток сознания.

Он никогда не говорил о таких вещах. Но видел проявления жизненных сил повсюду, причем не только в людях, ящерицах и жуках, но и в деревьях, камнях, кристаллах соли и льда. При этом он полагал в глубине души, что для человека все это не имело никакого значения. Это просто было.

— Можешь идти, — пробормотал он, обращаясь к душе девушки. — Мы об этом позаботимся. — Об этом. Об останках.

Деревья успокоились.

Готово. Он закончил возню с брезентом и отступил на несколько шагов, чтобы запомнить точное место. Ему предстояло спуститься и поставить в известность рейнджеров. Он хотел отдохнуть и принять горячий душ. И убраться подальше. Ему нужно было на несколько часов удалиться от Эль-Кэпа и того, что с ним связано. Поскольку, если даже отвлечься от случившегося, именно такими были их с Льюисом планы на утро.

Но чем старательнее он запоминал ориентиры, тем больше ему казалось, что лес ставит у него на пути преграды из деревьев, пожелтевших кустов толокнянки и рододендрона, переплетенных лозами дикого винограда. Это было странно. Даже в сердцевине Руб-эль-Хали, великой аравийской пустыни, всегда можно было тем или иным способом точно определить свое местоположение. Внезапно ему показалось, что он заблудился.

Смерть, ее ужасающая внезапность, подействовали на него сильнее, чем он думал. Перед восхождением это было совсем нехорошо. Ну, Гласс, соберись. Нужно идти.

Граница освещенного участка на громоздившейся рядом стене поднялась заметно выше. Земля продолжала вращаться. Окинув взглядом склон, он не заметил следа от своего собственного продвижения. Тогда он поглядел на часы: зная время, он мог определить долготу; хоть какая-то привязка на местности для этой никем не посещаемой полянки.

Снова потянуло ветерком. Плечи и спина его рубашки насквозь промокли от пота. Холод набросился на него, как выскочивший из засады хищник. Пока он доставал из рюкзака свитер, его вдруг осенило. Пришла даже не мысль — ощущение.

Там, высоко на стене, после стольких дней, проведенных под лучами солнца, она должна была испытывать жажду. Он положил возле камня, рядом с головой девушки, бутылку воды с этикеткой «Клорокс». Словно принес жертву. Пусть рейнджеры думают что хотят.

Спускаясь, он должен был следить за тем, чтобы не ускорять шаг сверх меры. Торопиться было некуда. Она была мертва. Бросившись бежать, он только изувечит колени. И все же он хотел уйти поскорее. Кстати, ничего похожего на отчаяние. Лишь естественное желание оставить смерть как можно дальше за спиной. Не впервой. В его памяти всплыла пустыня, красная пустыня в далекой стране, барханы, освещенные закатом. Энни. Да будет воля Твоя.

Для спуска у него были при себе две разборные лыжные палки. Когда-то, много лет назад, он без труда сбежал бы рысцой по склону, проворно, как горный баран. Теперь же приходилось греметь остриями по камням и цепляться за ветки.

Без рюкзака, пригибавшего его к земле, лес сделался совсем другим, намного выше. Вместо того чтобы пялиться на корни и камни, он мог смотреть по сторонам. Красные деревья вздымались к небесам, как шпили соборов. Небо было чисто синим. Великолепный день.

Он спокойно спускался по каменной россыпи. В это время года змей можно не опасаться. Опасны только ядовитые падуб и плющ. Опасность представляли собой также передняя крестообразная связка его левого колена, и постоянно ноющий порванный мениск в правом колене, и икроножная мышца, и оба бедра. Нужно беречь остатки здоровья для Капитана. Восхождение относилось к таким вещам, при которых то, что он представляет собой в целом, может далеко превозмочь все его слабости, взятые по отдельности.

Подлесок стал реже. Он разглядел человека, пробирающегося сквозь деревья. Окликнул:

— Э-ге-гей! Сюда! Вверх!

И замедлил шаг. Он снова находился среди живых. То, что он чувствовал у себя за спиной — ощущение настороженного ожидания, — исчезло.

Из-за деревьев появилась странная фигура, облаченная в странное одеяние, состоящее из каких-то лоскутов кожи, тряпок и, поверх всего, меховой парки, крест-накрест заклеенной скотчем. Он мог бы оказаться путешественником во времени из далекого прошлого и походил на героев повествований Джона Мьюра [5] Мьюр, Джон (1838–1914) — американский писатель и натуралист, выходец из Шотландии. Одним из первых в США выступил в защиту лесов. — помятая шляпа с обвисшими полями и заправленным за ленту орлиным пером и черные от грязи штаны из оленьей кожи, тесно обтягивающие икры. Обут он был в кроссовки «найк» с воздухопроницаемым верхом, а в руках держал посох, украшенный рельефно вырезанными головами зверей.

Незнакомец, обернувшийся на окрик, хромая, подошел ближе. Он был тощим, но с животом, раздутым от никудышной пищи. Однако Хью настолько обрадовался возможности разделить с кем-то свое бремя, что в первый момент не обратил внимания на странный облик этого человека.

— Произошел несчастный случай, — сказал Хью.

— Вы что, слепым меня считаете? — Мужчина впился в него взглядом и закашлялся. — Что вы сделали?

Теперь Хью заметил, что странный незнакомец не слишком владеет левой половиной тела, вероятно, из-за паралича.

— Я накрыл ее.

— Это вы во всем виноваты. Все шло прекрасно. Она не упала бы. Веревка не порвалась бы. Они были уже около вершины. И тут принесло вас!

Хью всмотрелся в чудака, пораженный его ненаигранной враждебностью и пытаясь понять ее смысл и причины. Шок, подумал он.

— Вы видели, как она падала? — спросил он.

— С того места, где она была, и до самого низу, все это проклятое падение, от начала до конца. — Он оперся на палку и снова закашлялся.

— Как это случилось?

Знание не могло бы ничего изменить. Женщина была мертва. Но Хью не страдал отсутствием любопытства. А перед ним находился свидетель.

— Это вы мне сами скажите, мистер.

От липкой древесной живицы у чудака склеилась борода, к ней накрепко прилипли иглы. Кроме того, он, по-видимому, недавно задремал, сидя слишком близко к костру, и ниже подбородка у него красовалась проплешина, окаймленная закурчавившимися от огня остатками волос.

— Я не знаю, — ответил Хью. — Все закончилось до того, как я ее нашел.