Джефф Лонг - Стена

Груша. Его мысли вернулись к рюкзаку. Держи спину напряженной. Проще. Мелкие мысли порождают великие проекты.

Это была груша сорта «боск» за восемьдесят девять центов, из тех, которые любила Энни. Он представил, как лезвие его швейцарского армейского ножа делит ее на аккуратные кусочки. Он съест ее в их тайнике у подножия Эль-Кэпа. Он будет есть ее, кусочек за кусочком, сидя, опираясь спиной на рюкзак. Это намерение придавало ему сил, направляя в то место, которому он был совершенно не нужен.

На мгновение ему удалось представить себя паломником, заблудившимся в темном лесу у подножия горы, хотя в лесу вовсе не было темно, поскольку возносящиеся вверх стены ярко освещало солнце. И альпинисты никогда не называли Эль-Кэп горой.

Лес становился гуще. Это лето выдалось засушливым. Листья были сухими, как старые газеты. Ветки звучно скребли по рюкзаку. Повсюду валялись скорлупки желудей, разгрызенных задолго до зимы голодными животными. Пыльные рододендроны, давным-давно не видевшие дождя, казались неумытыми. Местные жители наперебой цитировали друг другу «Фермерский альманах», предсказывая раннюю зиму и снегопады ужасающей силы.

Теперь осталось совсем немного, самое большее — несколько сотен ярдов. Вполне можно отдыхать и на ходу; он научился этому, глядя на проводников в Непале. Делая каждый шаг, ты переносишь всю тяжесть своего груза с одной ноги на другую, затем фиксируешь это положение, делаешь паузу… потом еще один шаг. Если делать это правильно, можно идти весь день без остановки.

Он резко остановился, повинуясь инстинкту.

Вода качалась на его спине, как десять крошечных морей. Выставив одну ногу вперед, распрямив колено второй, он остановился. Что-то изменилось. Но что именно?

Он ждал, нагнув вперед голову, склонившись под тяжестью рюкзака. Органам чувств он предоставил возможность действовать самостоятельно. Движение в лесу приостановилось. Не суетились белки. Умолкли сойки. Воздух сделался неподвижным.

Что бы там ни почуяли животные — он ощутил это последним. От этого сознания он почувствовал себя уязвимым и несчастным. Еще мгновение назад ему казалось, что он смог влиться в жизнь леса. Теперь он внезапно оказался один. И все же не один.

Это мог быть хищник. Здесь водились медведи, хотя десятилетия туризма превратили их в клоунов, побирающихся на помойках. Или взбесившийся койот. Или пума. За время его продолжительного отсутствия в Штатах они разбрелись по всей Сьерре и теперь постепенно оттирали любителей пробежек и велосипедных прогулок в предместья Лос-Анджелеса.

Кто-то (или что-то) смотрел на него.

Он терпеливо ждал. Ни одно движение не тревожило лесную завесу. Ни одна птица не летела между деревьями. Хью не без труда развернулся, но и внизу на склоне ничего не было.

Кинув взгляд на Эль-Кэп, он решил, что все это ему чудится. Он испытывал изрядные сомнения по поводу предстоящего восхождения, вот его сомнения и передались лесу.

Он подтянул рюкзак повыше и снова двинулся вперед. Маленькие моря хлюпали у него за самыми ушами. Капли пота оставляли на камнях неровную дорожку. Груша.

В воздухе разнесся запах. Так может пахнуть возле лагеря охотников. Но он находился в Йосемитском национальном парке, и никаких охотников здесь быть не могло.

Смерть, предположил он. Это объясняло и тишину, и запах свежего мяса. Одно животное убило другое.

Он добрался до края маленькой полянки. И увидел там женщину. Красная кора деревьев блестела на солнце. В первый момент он не придал увиденному особого значения. И чуть не обошел полянку вокруг.

Наверно, она решила вздремнуть. Выбрав укромное место. Но, кинув второй взгляд — взгляд виноватого, взгляд вдовца, — он понял, что лес внезапно стих именно из-за этого.

Она лежала навзничь на каменной плите, примостившейся посреди пологого откоса, повернувшись лицом к стене, озаренной золотым светом. Он присмотрелся к ней. Маленькие груди. Крутые бедра. Каштановые волосы с вплетенными радужными бусинками. Почти незаметная складочка под подбородком.

В первое мгновение его сознание отказалось принять ужасную истину. У нее был такой спокойный вид — одна рука лежала поверх сердца, вторая свисала с камня, — как будто она отдыхала в лодке, медленно плывущей по слабому течению. Она выбрала идеальную позу. Она улеглась в каменную колыбель, где уютно поместились и ее голова, и плечи, и женственные бедра.

Он сделал шаг вверх. Конечно же, это была вовсе не колыбель. Плита была плоской. Нижняя сторона тела женщины была раздроблена о камень.

Хью вздрогнул всем телом, но не повернул обратно. Ее поймал король ящериц [3] Король ящериц — подразумеваются слова из песни Дж. Моррисона (группа «Doors»): «Я король ящериц, я все могу». — вечно голодная терпеливая тварь. Люди болтают о матери-природе. Мать, мать ее! Одно неверное движение, и ты оказываешься в ее брюхе — так же, как эта женщина.

Он попятился, чтобы охватить взглядом все детали и попытаться сложить их в цельную картину. Страховочные ремни охватывали ее бедра и талию. Она была альпинисткой, а не самоубийцей или жертвой убийства. Он примерно представлял себе, когда она упала и откуда. Всего полчаса назад, перед тем как свернуть с дороги, он видел ее и двух ее товарищей, работавших на высоте порядка двух с половиной тысяч футов, на подходе к вершине. Но, конечно, он не имел даже понятия о том, что среди скалолазов была женщина.

Он расставил ноги пошире для устойчивости и выпрямился под рюкзаком, чтобы осмотреть все как следует. Сквозь темнеющие деревья мерцала огромная сияющая стена Эль-Кэпа. Пришлось подождать минуту, прежде чем его глаза приспособились к огромному масштабу и он смог выделить трещины и тени. Ориентиром для него служило темное отверстие в стене. Если кто-то остался в живых, то он, вероятнее всего, забился туда. Если же нет, то где-то рядом, в лесу, следовало бы поискать еще трупы.

Он перевел взгляд на женщину. Она разбилась всего лишь несколько минут назад. На запах крови только-только начали слетаться первые мухи.

Когда это произошло, он, вероятно, был не далее чем в сотне футов. Как же получилось, что он мог не услышать удара, который, несомненно, сотряс землю? Должен был раздаться резкий хруст ломающихся ветвей, и встреча тела с землей, в момент которой тело рассталось с жизнью, тоже должна была сопровождаться изрядным шумом. Что же заглушило ее падение? А ведь она могла напоследок застонать, издать какие-то еще звуки?

И Хью не торопился уйти с опушки. Конечно, ему не следовало бы в это ввязываться. Очень много народу поспешило бы сбежать с места трагедии; одни — чтобы позвать на помощь, другие чтобы поскорее уйти от ужасного зрелища. Даже среди альпинистов, с их пресловутым братством по связке, нашлись бы такие, кто поспешил бы смыться, кто-то схватился бы за видеокамеру, а кто-то попросту обогнул бы полянку по широкой дуге и продолжил бы свой путь.