Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 2.Книга судьбы

— Мне упорно думается-монах опасен. Почему он так живуч?

— Вы из него сделали живучего. Вы его крестный отец. Если б не вы, китайцы сами бы давно уже извели его. Вы настроили монахов против нас.

Объединили их. Это нам было нужно? На кого, получается, вы работаете?

— Ну, в принципе… — трудно соглашался Динстон, — может быть. Но вообще… — Полковник обреченно махнул. — Не знаю.

— А надо бы знать. Надо уважать противника. Особенно, если он этого заслуживает. Едемте.

Дина робко и с опаской смотрела на Руса, как на чужака. Виновато мяла в руках маленький платочек. Губы еще мелко подрагивали, но она постепенно приходила в себя, и речь ее становилась яснее и логичнее.

— Ты не бойся, тот человек хороший… он приказал меня отпустить.

Сказал, что зовут его мистер Маккинрой. Он хочет встретиться с тобой, поговорить. Хочет поговорить с твоими духовными отцами, которые в Китае. Здесь, в Южной Америке, он сейчас главный, и его должны слушаться все. Он поможет тебе. Еще он много денег дал приюту. И тебе дал, чтобы ты не нуждался в деньгах.

Рус раскрыл сверток. Пятьдесят тысяч было в нем аккуратно сложено стодолларовыми купюрами.

— Дина, от того, что какой-то дядя дал деньги, еще нельзя верить.

— Можно. Он такой, знаешь, нормальный и хороший. Глаза не злые и не хитрые. Деньги дал. А у тех? Сейчас даже еще жутко вспомнить. А этот мистер сказал, что он хорошо знает вашего настоятеля. Помнит патриарха, по смерти которого оскорбил весь Тибет. Хочет увидеть Вана, поговорить с ним. А главное, он сказал что со старейшинами хочет встретиться один очень влиятельный милорд. Ему нужны советы таких умных людей, как ваши патриархи. Милорду девяносто четыре года, и он не будет обманывать. Ему есть о чем поговорить с монахами.

Рус неловко улыбнулся своей очень редкой смущенной улыбкой.

— Спасибо, Дина. У тебя оказался сильнее характер, чем можно было ожидать. Ты смогла перенести выпавшие на твою долю опасные приключения и страдания без истерики и обиды на меня. Мистер Маккинрой еще раз постарается увидеть тебя. Скажешь ему, что если судьбе будет угодно свести нас, она это сделает. Но он не сможет защитить меня от тех стрел, которые уготованы судьбой. Ее не обманешь. События не поторопишь. Не он главный на этом континенте. Опасны те, кто стреляет, не подчиняясь никакому закону. Жизнь многих людей зависит от этого. Он прекрасно понимает наше бытие. Успокаивать нас, значит работать на наших врагов. — Но он сможет тебе помочь.

— Сможет, но не сейчас. Он не контролирует обстановку. Он крупный политик. Ему не до наших мелких проблем. Ты, Дина, сама видишь, сколько трагических смертей каждый день только в одном Сан-Паулу. Кто по ком плачет? Никто. Кто-нибудь помогал вашему приюту. Благодаря сердобольным старым женщинам какую-то часть детей они выхаживают. А где власти? Где был этот мистер? Лицемерие и деньги еще не шаг к действию. Ты ведь не говоришь, что малышам плохо: ты сама с ними нянчишься, ухаживаешь за ними. Твой один день среди детей стоит всех этих тысяч, которые дал мистер. А ведь и ты уже скоро станешь взрослой, выйдешь замуж. Уйдешь из приюта. Да что приют. Каждый день в городе умирает десятки детей от голода. Всего сердоболия добрых людей не хватит, чтобы помочь им. Здесь должна быть государственная политика.

Дина вздрогнула, крепче сжала платочек своими маленькими ручками.

— Я не хочу ни за кого выходить замуж. — Естественно, — не придавая смысла словам и начиная уже думать о чем-то своем, отвечал Рус. — Ты еще не взрослая. Но придет время, и тебя потянет к людям, к семье, к своему счастью.

— А я не хочу ни к кому, — с каким-то внутренним вызовом и жаром неожиданно вскрикнула девушка.

— Дина, никто тебя никуда не тянет. Ты вольна в выборе и я думаю: те обстоятельства, которые произошли, и те деньги, которые ты имеешь, помогут тебе в дальнейшем.

Дина подняла на Руса глаза, полные слез. — Ты не понимаешь, что я хочу остаться с тобой? Рус словно упал с облаков на землю. Непонимающе посмотрел на девушку.

— Дина, я отшельник. Не сейчас-завтра меня пристрелят. Зачем я тебе?

— И меня пусть стреляют.

— Не надо так. Нельзя жизнь делать искусственную: искусственно прекращать. Кто детям поможет? — А кто тебе поможет?

— Мне не должен кто-то помогать. Я не принадлежу к людскому сословию.

— Зачем ты сам себя обманываешь: ты человек. Рус промолчал, далеко думая о чем-то своем. — Ты сам лицемер: бросаешь детей. Кто им поможет, когда снова бандиты придут.

— Не должны появиться, раз мистер приказал.

— Ты же сказал, что он не контролирует обстановку.

— Это он в отношении меня не контролирует. Я вне закона. А вы? Вы — граждане Бразилии. Правительство обязано вас защищать. На вашей стороне общественность. — А куда ты сейчас пойдешь?

Приют теперь твое самое безопасное место.

— Мне пора покидать город.

— Так не сейчас же. Пережди три-четыре дня, пока все успокоится. Документы закажешь.?

— Вокруг меня это все уже успокаивается много лет.

"Чего это я разболтался?" — зло на себя подумал монах, размышляя и приходя к выводу, что некоторое время можно будет побыть в приюте.

Малыши помогут выяснить обстановку на выездах из города. И хоть он, как по звездам, предугадывал свое личное будущее, эта робкая очаровательная девочка нравилась ему, и в душе он не торопился оставлять город, прикидывая свои возможности скрытно перебраться в Рио-де-Жанейро.

— Хорошо, Дина, — вслух согласился Рус, — вечером я появлюсь в развалинах. Скажи Хосе и Хуану, чтобы они присмотрели за местностью.

Дина засияла светлой лучезарной улыбкой, подскочила к Русу, прикоснулась губами к его небритой щеке.

— Теперь ты человек, — весело проворковала она и побежала к приюту.

— Уважаемый сеньор полковник, я прекрасно знаю и предугадываю все ваши трудности. Сам подчиненный И в вашей шкуре не один год нахожусь.

У меня такие же чистоплюи начальники. Такие горе карьеристы, как ваш Маккинрой, никогда не дадут нам развернуться в полную силу своих творческих возможностей. Для них лучше, чтобы мы гибли смертью храбрых. Так что он? Что мы сами не можем? Можем. И пусть он знает Что он нам сделает? След размажет? Пусть размажет. Пусть плюет и топает со злости ногами. Он фигура при президентах и министрах. А на нашем среднем уровне Какое право он имеет нам приказывать? Я, что, не злой?

Я сам видел, как эти недоумки монахи незаконно избивали наших парней на нашей территории. Сволочи. Карабинеров даже били. В чужой стране. К чему тогда власть, конституция, закон? Здесь я принципиально на страже законного порядка. Нутром. И никакой Маккинрой мне не указ. Пусть он даже хоть пэр Англии. А здесь я пэр. Потому что я при законе, я на страже закона. У меня люди, власть. Что он в нашей жизни понимает?