Джордж Грин - Воронье

Шон наклонился было к ней, стараясь заглянуть в ее карты. Она фыркнула:

— Ты жулик! — и это вышло довольно игриво. Затем она заметила, что Нелл внимательно наблюдает за ней и Шоном. Проверяет их «химию».

Хотя между ними мог завязываться и роман.

Тара поняла, что это прекрасное прикрытие. Если она будет мила с Шоном, это все объяснит. Ее нервное напряжение, ее вымученный смех, осторожность решений. Она делала вид, что полна сладкого возбуждения. И при следующей раздаче, когда Шон был готов делать ставку, Тара коснулась рукой его ладони на столе, предупредила: «Держи себя в руках, ковбой» — и сделала вид, что извиняется за это прикосновение, — и Нелл все это уловила. Тара приподняла ставку. Она поставила тридцать долларов, что было явным перебором, и Шон вскричал:

— Ну ты даешь!

Она едва не уткнулась в него лицом и сказала:

— У меня есть армия скорпионов.

И затем она еще подняла ставку — сто долларов.

Шон сломался. Нелл откровенно веселилась.

Шон предложил тост за Тару.

И они выпили до дна.

РОМЕО припарковался на Эгмонт-стрит у дома Нелл. Сиденье было так откинуто назад, что приборная панель основательно закрывала ему обзор, но кухню он видел достаточно хорошо. Сидя там, троица веселилась. Играли в карты, пили вино и хохотали, запрокидывая головы. А он тем временем сидел в «соколе», тихо поджариваясь. Два часа неподвижно, только отмахиваясь от мух и стирая пот с лица. По телефону не поступало никакого сигнала тревоги. Время провериться. Он нажал номер 7 и увидел, как Шон извинился, вышел на веранду и поднес к уху телефон.

— Я наблюдаю за вами, — сказал Ромео.

Даже отсюда, издалека, было видно, какое раздражение он вызвал у Шона. Тот обвел взглядом улицу, увидел машину и прошипел:

— Что ты, мать твою, делаешь здесь? Ты слишком близко ко мне, и это опасно! Почему ты не патрулируешь?

— Не могу.

— Почему?

— От запаха этого города меня тошнит.

— Какого запаха?

— Они говорят, что это пульпа с мельницы. Но для меня это трупный запах. Я думаю, что все эти уродливые домишки набиты трупами. И если в них нет трупов, то почему улицы так пустынны? Почему в Брунсвике столько вони?

— Для меня лично здесь пахнет нормально.

— Может, ты слишком надрался, чтобы чувствовать запахи.

— Я не пьян.

— Вот дерьмо, — ругнулся Ромео. — Я же наблюдал за тобой. Ты что, хочешь соблазнить ее? Во всяком случае так это выглядит. Все эти возлияния, шуточки и флирт.

— Ну как же, мудак. Я стараюсь усыпить их бдительность.

— Хорошая идея. Ты же обаяшка. А я буду упырем.

Ромео не знал, что с ним делается, откуда все это пошло — может, из-за недостатка сна. Но Шон бросил на него обеспокоенный взгляд. Между ними было сорок ярдов, но все равно казалось, что они в упор смотрят друг на друга. Наконец Шон мягко сказал:

— О'кей. Я понял тебя. Слушай, я знаю, как это тяжело. То, что ты делаешь, это одинокая гребаная охота, и я просто восхищен, как здорово ты с ней справляешься. Но ты должен знать — я с тобой. Понимаешь? Я с тобой каждую секунду. Все, что нам нужно, — разобраться с этим делом; потом мы положим деньги в банк и отвалим, и все остальное будет чистой игрой, понял? Ты знаешь, чего я хочу? Я хочу уехать на Тринидад, как мы собирались, и, когда окажемся там, я открою больницу для бедных. Хорошо? Или сиротский приют, или что-то в этом роде. Мне этого хочется. Просто нести с собой эту долбаную любовь, где бы мы ни оказались. И пить ром «Куба либре», и иметь большой плавательный бассейн, и трахать симпатичных медсестричек, но одно я тебе обещаю — никогда не забуду ту храбрость, что ты проявил на этой неделе. Ты понимаешь?

— Догадываюсь.

— Я сказал тебе, что ты мне нужен, и ты оказался здесь. И все, что произошло потом, обязано только твоей храбрости. И я не забуду этого. Ты слышишь меня?

— Ага.

— Теперь ты в порядке?

— Ну да.

— Конец уже близок.

Когда он вернулся в дом, Ромео описал по городу еще один круг против часовой стрелки. По 17-й до Клио. Затем выехал на Белл-Пойнт, к Шелби и Мириам. Затем на запад по Чапел-Кроссинг до Алтамы-авеню, к Ванессе и Герберту…

«Может, Шон и прав, — подумал Ромео. — Может, у нас в самом деле все отлично».

«Я сказал тебе, что ты мне нужен, и ты оказался здесь».

В пятом классе, в Огайо, Ромео услышал, что ребята собираются под Вандермаркским мостом. Каждый из них швейцарским военным ножом вырезал себе на груди букву П. Они втерли порох в кровоточащие раны, чтобы эти отметки никогда не поблекли. Никто не знал, что означает это П. Он не был знаком ни с кем из этих ребят. Он просто знал, что хочет вступить в этот клуб.

Все школьные годы он был одержим этой мыслью. И в классе, и дома, сидя у телевизора, лежа в постели. «Я войду в этот клуб, и моя никчемная жизнь обретет высокий смысл. Я буду П. Что бы это ни значило. У меня будет эта отметка. У меня будут кровные братья, которые умрут за меня, а я буду счастлив умереть за них. Господи!»

Как-то днем он шел по Харди-стрит, направляясь домой из школы, и увидел лидера этого клуба, который в одиночестве шел ему навстречу. Ромео собрался с силами и храбро остановил его:

— Шон?

Тот посмотрел на него:

— Ну? — Он не имел представления, кто такой Ромео. — Что?

Эта встреча состоялась перед магазином Венди (в то время он располагался на углу улиц Харди и Пайн). Стоял октябрь, и ветер гонял желтые и коричневые листья.

«Скажи это», — подумал Ромео. Но не смог.

— Ничего.

Шон двинулся дальше.

— Подожди. Я хочу вступить… Могу я вступить в ваш клуб?

Шон повернулся:

— Что за клуб? Кто ты такой?

— В ваш клуб. Я пригожусь.

— Нет никакого клуба, — отрезал Шон. И добавил: — А если бы даже и был такой клуб, зачем ты нам нужен?

Ромео не нашел что ответить. В его голове не было ничего, кроме мольбы — только бы не расплакаться, пока Шон Макбрайд смотрит на него. Все остальное улетело вместе с хороводом листьев.

И Шон ушел.

Но через неделю или около того, когда Ромео возвращался из школы по Адамс-стрит, он увидел, что Шон Макбрайд ждет его.

— Скажи мне вот что. Допустим, был бы такой клуб. Что ты готов сделать, чтобы войти в него?

— Все, что угодно.

— Все, что угодно? Но почему? Откуда такое желание вступить в этот клуб?

— Не знаю, — признался Ромео.

— Вот оно как, мать твою, — сказал он. И ушел.

Но на следующий день, когда Ромео поднимался по Адамс-стрит, его ждал Шон в компании других ребят. Они подозвали Ромео. Он был испуган, но подошел:

— Идем с нами, — сказали они.

Они отвели его вниз, под Вандермаркский мост. На посвящение.

Обряд посвящения был таков. Ты должен был оставить свое дерьмо на куске картона и затем размазать его по лицу, как военную раскраску. Затем прыгнуть в реку и оставаться под водой не менее тридцати секунд. И тогда можешь считать себя членом клуба.