Калеб Карр - Ангел тьмы

— Ну-ка, минуточку, — пробормотал я, подходя к полкам. — Консервы? Кого она пытается надуть?

Я схватил с полки одну из банок, отвернул жестяную крышку с резиновым ободком — и, заглянув внутрь, обнаружил толстый слой плесени поверх содержимого. Скривившись, я быстро закрутил крышку и проверил еще одну банку — лишь для того, чтобы наткнуться внутри ровным счетом на то же самое. Я осмотрел еще две жестянки с разных полок, а когда понял, что все они в одинаковом состоянии, отступил на секунду, обдумывая увиденное. Потом посмотрел на Майка — тот по-прежнему скребся под стеллажом, сначала впереди, затем по одну сторону, по другую, натыкаясь лишь на бетон, но не обращая внимания ни на что другое.

— Ага, — прошептал я, снова подходя ближе. — Ну что ж… — Глубоко вдохнул, навалился на угол стеллажа, напрягся, чтобы сдвинуть его от перегородки, и…

И ничего. Я попробовал снова, вложив в новую попытку весь свой вес, но результат вышел не лучше прежнего. С тем же успехом я бы мог пытаться сдвинуть дом. Оглядевшись, я остановился взглядом на ржавых садовых инструментах и схватил старую мотыгу. Попытался просунуть кромку ее лезвия в узкую щель между задней стенкой стеллажа и кирпичами — лезвие не вошло. Я постарался протолкнуть ладонью, и в итоге немного преуспел — но когда навалился на конец деревянной рукояти мотыги и потянул ее, чтобы лезвие отодвинуло полки от стены, инструмент разломился. И главное-то — сломалась не деревянная рукоять, а металлический черенок лезвия, полдюйма кованой стали.

— Что за чертовщина?.. — пробормотал я, уставившись на мотыгу.

Ну ладно, это было странно — но я-то за свою жизнь поучаствовал не в одном ограблении, чтобы понимать: когда перед тобой оказывается сейф, а инструментов, чтобы вскрыть его, при себе нет, ты не станешь ошиваться вокруг, ломая голову. Я сгреб в охапку все еще скребущегося Майка — тот, похоже, вообразил, что не справился с работой, на которую был нанят, и что было сил сражался со мной, пока я совал его обратно в мешок и как следует затягивал завязки. Вернувшись к лестнице, я успел подняться наполовину, как вдруг…

Выстрелы. Я похолодел, уже начав было прикидывать, как объясню свое присутствие в подвале. А потом понял: это не выстрелы, а шутихи, там, снаружи. Должно быть, прямо на улице, судя по громкости. С облегчением выдохнув и вновь обретя способность двигаться, я потянулся выключить подвальное освещение, потом осторожно прокрался наверх к двери и открыл ее — промасленные петли повернулись бесшумно.

Вновь оказавшись в гостиной, я расслышал смех кучки детей с улицы. Потом запустили еще шутих — звук их был резким и пугающим по сравнению с отдаленным глухим громом крупных фейерверков за рекой. Я быстро огляделся. Дитя мы этой ночью не получим, я это прекрасно понимал, но и уйти с пустыми руками я позволить себе не мог. Должно же найтись хоть что-то…

Я покосился на секретер и вспомнил, чт о говорил Маркус: если эта Хантер додумалась накрыть его, прежде чем пригласить их войти, ясно как день, что там для нас определенно кроется нечто полезное. Из кармана штанов я извлек коллекцию отмычек, кинулся к секретеру и отпер замок крышки раньше, чем даже мне самому казалось возможным.

Когда я откинул крышку, первой реакцией моей оказалось разочарование: там не было ничего, кроме писем в маленьких деревянных ячейках да стопки бумаги на обветшалом сукне столешницы перед ними. Прежде чем обратно все закрыть, я решился превозмочь свой воровской инстинкт, говоривший о бесполезности подобных вещей, и подхватил почитать кое-какие бумаги — поступив, как впоследствии выяснилось, мудро.

Сначала они не представляли для меня смысла. Те, что сверху, были написаны на почтовой бумаге больницы Святого Луки — адресованы Элспет Хатч и, похоже, являли собой кучку бюллетеней касательно состояния ребенка по имени Джонатан. Под ними располагалась стопка больничных приемных анкет, относившихся, по видимости, к тому же ребенку. И, наконец, обнаружилась пара сложенных старых газет, датированных двумя годами ранее. Я вернулся к документам о госпитализации, не понимая, что именно ищу и зачем: они сплошь были заполнены слишком непонятным почерком, казались слишком заумными…

Но потом я различил слова, заставившие меня похолодеть. В самом низу одной из анкет имелось заранее впечатанное слово «ДИАГНОЗ» — а рядом с ним кто-то небрежно набросал «ДЫХАТЕЛЬНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ, ЦИАНОЗ».

Мне этого хватило. Я схватил всю стопку бумаг, запихал их под рубашку и захлопнул секретер. Я не сомневался, что обнаружил нечто, не сомневался, что не упустил…

— Не двигайся, маленький ублюдок!

Я поступил ровно как мне и велели. Меня застукивали и раньше, а когда к тебе обращаются с таким приказанием, обычно лучше ему последовать, пока не будет возможности посмотреть, с кем и чем ты столкнулся. Приподняв руки, я медленно обернулся туда, откуда доносился хриплый, отчаянный и некоторым образом знакомый голос — к главной лестнице.

На ступенях стоял, надо полагать, Михей Хантер. Выглядел он вроде лет на пятьдесят с небольшим и облачен был в весьма линялую ночную рубаху. Из-под нее виднелись две костлявые белые ноги, а его серое, обрамленное сединой лицо с точно того же оттенка неряшливыми усами явно имело безумное, затуманенное выражение как следует употребившего недавно заядлого морфиниста. В руках он нетвердо держал, похоже, нарезной мушкет, и когда я обернулся к нему, уставился на меня с диким недоверием.

— Ты! — объявил он. Потом принялся нервно озираться, издавая слабое похныкивание. — Ты?.. — повторил он, на этот раз с меньшим энтузиазмом. — Где… где Либби? Либби! — Он вновь посмотрел на меня, крайне испуганно. — Только… только не ты… Это не тот дом… и я ведь уже убил тебя!

Мне за всю мою жизнь говорили массу странных вещей, но ничто не могло сравниться вот с этим. К тому же бедный старый дурачина искренне считал, будто убил меня, что вполне явственно следовало из отчаянного страха, разлившегося по его истрепанному наркотиком лицу. Но вот почему он так считал, я не имел ни малейшего представления.

Но тут на улице взорвалась новая порция шутих, и Михей Хантер развернулся, направляя свой мушкет на входную дверь.

— Вот как! — заявил он с решительностью, отчасти вытеснившей страх. — Да ты не один, мятежник! — Он прижал мушкет к плечу, готовый, похоже, сражаться с любым, кто бы ни ворвался в дверь. — Ну давайте же, вы, ублюдки…

— Хантер!

И Хантер, и я дернули головами к коридору, из которого донесся голос детектив-сержанта Маркуса.

— Хантер! — вновь воззвал Маркус через кухонное окно, заставляя старика по новой перепугаться. — Вольно, солдат! Это приказ!