Патрик Данн - Лилия прокаженных

— Ценю вашу помощь, святой отец. Кстати, завтра Национальный музей забирает статую и перевозит в Дублин. Все переговоры о ее будущем придется вести через сотрудника музея Мюриэл Бланден.

— Уже завтра? Вы меня огорчили.

Он явно винил меня за то, что статую увозят.

— Все по закону, святой отец.

— Жаль. Значит, пора поискать другое решение.

— Политическое вмешательство?

— Зачем? Божественное провидение.

В тот день не только отцу Берку ничего не оставалось, как воззвать к помощи Всевышнего. Время близилось к шести; я нарезала тонкими ломтиками грибы для ризотто, когда позвонила Кора Гейвин и сообщила, что у Терри дела плохи — началось заражение крови, давление ниже плинтуса, почечная недостаточность. Выручает диализный аппарат. Если удастся определить причину интоксикации крови, остается гипотетический шанс ему помочь. Но на данный момент прогноз — хуже некуда: еще немного, и откажут все жизненно важные органы.

— Неужели ничего нельзя сделать? Специалиста какого-нибудь пригласить?

— Все, что возможно, уже сделали, все варианты рассмотрели, поверь мне.

— Я могу как-то пригодиться?

— Разыскала его родственников?

— Пока никого.

— Придется обратиться в полицию. Пусть ищут по своим каналам.

— Я хочу помочь Терри.

— Тогда помолись за него, — посоветовала Кора.

В понедельник утром, в начале девятого, я, приняв душ, одевалась, когда позвонила палатная сестра из больницы. Состояние Терри оценивалось как критическое, и весь занимавшийся им лечебный персонал собирался на совещание. Поскольку родных отыскать не удалось, получалось, что я самый близкий ему человек, и они хотели сообщить мне свое решение. Проглотив на ходу чашку чаю, я поехала в больницу Святого Лоумана, а там, предупредив дежурную медсестру, прошла в комнату ожидания рядом с палатой интенсивной терапии.

Примерно десять минут спустя вошла Кора Гейвин, а за ней мужчина с блестящими, как осколки обсидиана, глазами и черной волнистой бородой ассирийской статуи.

— По-моему, Иллон, ты уже имела дело с доктором Хади Абдулмаликом, — представила Кора своего коллегу.

Я бы не назвала рукопожатие Абдулмалика крепким, но вялым оно тоже не было.

— Добрый день, — вежливо сказал он и отступил к двери, пропуская Кору вперед.

С официальным выражением лица Кора села подле меня.

— Боюсь, состояние мистера Джонстона со вчерашнего вечера ухудшилось. У него септический шок… — Она посмотрела на коллегу.

Абдулмалик не сводил глаз с окна на противоположной стене.

— Сердце, легкие, печень и почки поражены бактериальными токсинами. Наступила необратимая полиорганная недостаточность. Почечная функция компенсируется диализной машиной, дыхательная — аппаратом искусственного дыхания. Сепсис нарушил работу мозга, и едва ли к нему вернется сознание, даже когда мы прекратим поддерживать жизненные процессы в организме. — Ни разу, пока он рисовал пугающую картину, доктор Абдулмалик не взглянул в мою сторону.

— Вы хотите сказать, что, если его отключат от диализа и искусственного дыхания, он умрет? — Я перевела взгляд на Кору.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула она. — Так или иначе, летальный исход неизбежен.

— И в подобных случаях нужно согласие ближайших родственников?

— Как правило. Между прочим, к нему утром кто-то приходил. Дежурной сестре показалось, что посетитель говорил с английским акцентом. Мы не знаем этого человека — он ушел и больше не возвращался. Нам неизвестно вероисповедание мистера Джонстона, если он вообще верующий, но у него побывали представители обеих христианских конфессий в городе.

Наступила тишина. Врачи ждали, чтобы я дала согласие на их решение, хотя, вероятно, имели законное право обойтись и без него. Просто из уважения к пациенту старались соблюсти формальности.

Как большинство старших детей в семьях, я знала, что однажды могу столкнуться с такой же ситуацией в отношении одного из своих родителей — судя по всему, отца. Но Терри Джонстон… Ничего подобного я не ожидала. Я почти не знала его. Он был ненамного старше меня. Что давало мне право решать — жить ему или умереть? В конце концов, я не могла в этом участвовать уже как работодатель, особенно если выяснится, что он заразился на раскопках.

И откуда у них такая уверенность, что ему не станет лучше, что сделано все возможное? Вдруг он поправится? Неужели нельзя подождать еще день или два?

А что изменится?

Ровным счетом ничего. Все это понимают.

— Мне бы хотелось побыть с ним, — попросила я.

Они обменялись взглядами.

Кора взяла меня за руку.

— Конечно. Только подожди немного, пока его уложат поудобнее… Что с тобой, Иллон?

Мне в голову пришла одна мысль, и я крепко стиснула руку Коры.

— Если у него шок от заражения крови, тогда, может быть, он заразился септической формой чумы? — Первично-септическая чума была наиболее скоротечным летальным проявлением той же болезни.

— Ни одной из разновидностей чумы у него нет, — сказал Абдулмалик.

— Мы до сих пор затрудняемся диагностировать инфекцию, — призналась Кора. — Но причина катастрофических последствий известна…

В кармане у нее зазвенел пейджер. Она прочла сообщение, сняла трубку внутреннего телефона на стене и куда-то позвонила.

— Остановка сердца в отделении экстренной помощи, — сказала она Абдулмалику, вешая трубку, и посмотрела на меня. — Сестра пригласит тебя в палату к мистеру Джонстону. Продолжим наш разговор, как только разберемся с поступившим в отделение больным.

Казалось, Терри мирно спит, вытянув руки по швам. Он был один, в комнате царила тишина. Все трубки и провода, тянувшиеся от него, уже убрали.

Кроме стула, в палате стоял лишь желтый контейнер для клинических отходов — уходя, я положу в него защитную одежду, в которой вошла.

— Терри… — Я села и прикоснулась к его руке. — Если ты меня слышишь… Мне жаль, что так получилось. Не уверена, что поняла тебя в тот вечер, но ты не ошибся — у тебя не бубонная чума.

Едва ли умирающему станет легче оттого, что диагноз не подтвердился и его убивает неведомая болезнь. Я сказала это лишь потому, что знала, какой ужас вызывает у людей само слово «чума».

Терри сделал еще один вдох, настолько слабый, что, не лежи моя рука у его грудной клетки, я бы ничего не заметила. Пустулы на шее стали темнее. Лоб усеяли пятнышки, не больше маковых зернышек и того же цвета. На моих глазах одно из них выросло до размеров спичечной головки и лопнуло — из кожных пор сочилась кровь.

Я достала из сумки гигиеническую салфетку и промокнула расплывающееся пятно. Пока вытирала ему лоб, Терри вздохнул только один раз — еще немного, и все будет кончено.