Уоррен Мерфи - Черная кровь

— Ошибаетесь. Оно существует.

— Существует? — Удивление Бреслау было смешано с сожалением.

— Да. Оно у этого типа. И он мне его отдаст.

Бреслау снова посмотрел на Уодсона.

— Ну что ж, это прекрасно. Великолепно.

— Разумеется, — сухо произнес Спеск, отвергая все притязания на партнерство, которое, судя по тону, пытался навязать ему Бреслау.

— А это устройство, оно действительно ценное? Сможем мы его использовать в будущем в нашей борьбе против империализма?

— Я его не видел, — ответил Спеск. — Это техническое устройство. А устройства бывают разные. — И тут Уодсон наконец увидел, как он улыбнулся. — Вот как эта штука у вас на шее.

— Так это оно и есть? — сказал Бреслау и опять схватился за кольцо, крепко обнимавшее его горло.

— Нет. Это наше новейшее изобретение. Я покажу вам, как оно работает.

Уодсон наблюдал, как Спеск двинул вперед красный рычажок на крышке черной коробочки. Бреслау разинул рот и выпучил глаза.

— А-а-хрр! — Руки его судорожно вцепились в кольцо.

— Я вычеркиваю вас, товарищ, — сказал Спеск. — И не потому, что вы совершили предательство, а потому, что попались на этом. Что никуда не годится.

Он двинул рычажок еще немного вперед на какую-то долю дюйма. Бреслау рухнул на колени. Ногти его царапали шею, в попытке просунуть пальцы под сжимающееся белое кольцо. Там, куда впились ногти, выступила кровь — ногти все сильнее раздирали кожу и плоть. Уодсон, ощущая боль в паху, смотрел на Бреслау с сочувствием.

Бреслау разинул рот еще шире. Глаза его выкатились из орбит, словно он целый год питался одними гормонами щитовидной железы.

— Наслаждайтесь, наслаждайтесь, — проговорил Спеск и подвинул рычажок вперед до упора.

Раздался легкий щелчок — как будто сломался карандаш. Бреслау повалился лицом вперед на пол, легкие его издали последнее шипение, и из угла рта потекла пенистая струйка крови. Глаза его смотрели прямо на преподобного Уодсона, и черный священник увидел, как они начали мутнеть.

Уодсон поморщился.

— Теперь вы, — сказал Спеск, отложил одну черную коробочку и взял другую. — Вы знаете, чего я от вас хочу?

— Да с-сэр, — отозвался Уодсон.

— Повторите.

— Вы хотите, чтоб я нашел белого человека и желтого человека и привел их сюда. — Он завращал глазами и улыбнулся, как большой масленый блин. — Так, босс?

— Да. Осечки не будет?

— Никакой осечки. Нет с-сэр. Мистер Тони!

— Хорошо. Можете идти. Ингрид пойдет с вами. Она за вами присмотрит, а заодно проверит это устройство из дома Мюллеров. Да, я вас предупреждаю. Не будьте идиотом и не пытайтесь напасть на Ингрид. Она очень ценный сотрудник.

Уодсон встал на ноги очень медленно и осторожно, чтобы чересчур резким движением не рассердить Спеска, и тот не начал бы развлекаться с красным рычажком. Потом он поискал глазами Ингрид. Она стояла рядом и смотрела на труп восточногерманского агента Бреслау.

А соски у нее опять заострились, заметил Уодсон. И это не сулило ему ничего хорошего.

Римо открыл дверь ванной комнаты и выпустил Тайрона.

Тот немедленно устремился к выходу из номера. Его рука уже ухватилась за дверную ручку, как вдруг Тайрон почувствовал, как его относит назад, подбрасывает в воздух и швыряет на диван, который отреагировал астматическим вздохом, когда на него приземлились сто сорок фунтов Тайронова веса.

— Куда торопишься? — поинтересовался Римо.

— Мне охота отсюда.

— Вот видишь, — сказал Чиун, стоя у окна и глядя на Центральный парк. — Ему охота. А значит, это надо сделать немедленно. Мгновенное удовлетворение желаний. Как типично для молодежи!

— Этот мусор, папочка, не типичен ни для чего — разве только с виду.

— Лучше пустите меня. Мне надо отсюда, — заявил Тайрон. — Мне охота обратно.

— Охота, охота, — передразнил его Римо. — Куда спешишь?

— Мне надо в школу.

— В школу? Тебе?

— Да. Мне надо туда, а то мне будет неприятность, и вам тоже. Потому что закон — я должен ходить в школу.

— Папочка, — обратился Римо к Чиуну. — Чему могут обучить вот это в школе? Он уже провел там большую часть жизни, а его не смогли до сих пор научить правильно говорить по-английски.

— Может быть, это передовая методика, — сказал Чиун. — И они не тратят времени на изучение языков низшего порядка.

— Нет, — сказал Римо. — Этому я не верю.

— Меня учат, — сообщил Тайрон. — А я учусь. Я говорю по уличному английскому. Это настоящий английскому. Он был такой раньше, потом белый человек украл его у черного и испортил.

— Где ты набрался этого бреда? — спросил Римо.

— В школе. Там один человек написал книжку, и он нам сказать, мы разговариваем чудесно, а другие — они неправильно. Он говорила, мы разговариваем по настоящему английскому.

— Ты только послушай, Чиун. Ты вовсе не обязан любить английский язык, но это мой родной язык. И мне стыдно слушать, во что они его превращают. — Римо снова повернулся к Тайрону. — Этот человек, который написал книгу о вашем английском языке, он что, работает в вашей школе?

— Ага, он главный методист в школе имени Малькольма, Кинга и Лумумбы. Башковитый, сукин сын.

— Помнишь, что я сказал тебе вчера вечером?

— Что убьешь?

Римо кивнул:

— Я еще не принял окончательного решения. Если я выясню, что ты сам отвечаешь за то, какой ты, то ты исчезнешь и следа от тебя не останется. Но если это не твоя вина, тогда... ну, тогда, может быть, — повторяю, может быть, — ты останешься жить. Пошли. Поговорим с твоим главным методистом. Вставай, да не шаркай ступнями по полу.

— Ступни — это то, что на конце ног, — пояснил Чиун.

Строительство школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы пять лет назад обошлось в девятнадцать миллионов долларов. Здание занимало целый квартал, а внутри его бетонного прямоугольника располагался двор с пешеходными дорожками, столиками для пикников и баскетбольными площадками под открытым небом.

Когда разрабатывался проект здания, знаменитый на всю страну архитектор предложил использовать минимальное количество стекла по внешнему периметру здания. В качестве компенсации предполагалось сделать застекленными стены, выходящие во двор, по внутреннему периметру.

Местный совет школьного образования разгромил этот проект как расистскую попытку изолировать чернокожих детей. Нанятая школьным советом фирма по связям с общественностью развернула широкую кампанию под лозунгами: «Что они прячут?», «Выведите школу на свет!» и «Не отправляйте наших детей обратно в пещеру».

Центральный совет школьного образования города Нью-Йорка сопротивлялся давлению общественности всего сорок восемь часов. Проект школы был переделан. Внутри в школе остались стеклянные панели от пола до потолка, а по внешнему периметру школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы бетон уступил большую часть места стеклу.