Анри Лёвенбрюк - Соборы пустоты

— Потому что он исчез. Уже больше двух месяцев назад. А полиция… Ну, в общем, ваши коллеги, похоже, не знают, как его найти, — добавила она с легким упреком.

Ари убрал револьвер в кобуру.

— Ладно. Пойдемте отсюда. С меня выпивка в качестве компенсации за то, что я вас испугал, а вы расскажете мне все по порядку.

— Таким образом, мы видим, что наша цивилизация относится к нулевому типу, во всяком случае, не вполне достигает первого типа, поскольку мы пока используем лишь незначительную часть общей доступной энергии Земли. В своем первоначальном предположении Кардашев не предусмотрел промежуточные значения шкалы, но их добавил Карл Саган. Он также рассчитал, что современный рейтинг нашей цивилизации — ноль целых семь десятых по шкале Кардашева, оценив потребляемую нами энергию в десять тераватт. Как вы знаете, то, чем мы здесь занимаемся, могло бы позволить нам достичь или даже превысить тип один, и…

Слова выступающего с трудом доходили до Эрика Левина. Звуки доносились до него как сквозь вату. Постепенно он отвлекся от лекции и сосредоточился на том, что действительно занимало его вот уже несколько дней.

Сегодня вечером, когда молодой инженер входил в конференц-зал в южном конце подземного комплекса, на него словно снизошло озарение: он без конца думал о темных и мрачных помещениях в бункерах на Нормандском побережье, где побывал вместе с отцом в возрасте двенадцати-тринадцати лет. Грубые бетонные стены, комнаты без окон, за трибуной дежурного лектора красные с черным флаги — символ их общества: все было призвано воспроизводить нездоровую атмосферу бункеров, в которых скрывались нацисты во время Второй мировой. И даже восхищение Вэлдоном и уважение к их научному обществу не могли побороть неотвязные сомнения, которые все чаще терзали Эрика Левина.

Пока он не говорил об этом никому, даже своей жене Каролине, но уже не вполне был уверен в том, что его место здесь, в комплексе.

На самом деле после поспешного отъезда Чарльза Линча, о котором все, как ни странно, предпочитали молчать, Эрик словно увидел все в новом свете. Вопросы, возникшие в связи с этим внезапным исчезновением, заставили его переосмыслить как причины, по которым они оказались здесь, так и структуру их организации.

Трудно в этом признаться, но… он так легко позволил себя завербовать! В самом начале предложение стать членом «Summa Perfectionis» представлялось ему честью. Он был впечатлен — сегодня он сказал бы «ослеплен» — раскинувшейся по всему миру разветвленной сетью филиалов этого старинного ученого общества, его научными достижениями, славой самых именитых его членов и невероятными связями, которыми оно пользовалось в бесчисленных организациях, think tanks, [26] Научные центры (англ.). где имело свое лобби и всевозможные рычаги воздействия… «Summa Perfectionis» тогда представлялась ему самой благородной из всех частных научно-исследовательских организаций. Принадлежать к подобной организации означало идти в авангарде прогресса, преодолеть политические, религиозные, научные разногласия и оказаться там, где творится реальная наука. Это представлялось такой привилегией, что он никогда не осмелился бы высказать малейшее сомнение, удивиться некоторым, пусть и необычным, деталям.

Взять хотя бы ритуал симпозиумов. Теперь вся та эзотерическая галиматья, которой члены «Summa Perfectionis» наполняли свои выступления, казалась ему устаревшей. И сегодня вечером, слушая других участников дискуссии о шкале Кардашева, он словно видел их впервые. С них как будто осыпалась пудра, стерся грим. Все, что они говорили, невольно представлялось ему пародией, а то и страшной сказкой.

Но хуже всего было другое: секретность. Разумеется, подобное общество и не может быть слишком открытым, иначе все созданное ими немедленно разворуют. Ставки слишком высоки, а их исследования чересчур важны, к тому же они всё еще на стадии научных гипотез. Кроме того, многие организации наверняка завидуют средствам, которыми они располагают, чтобы справиться со своей задачей. Но почему он так легко согласился никогда ничего не рассказывать о проекте Рубедо, а главное — лишь отчасти быть посвященным в цель, в достижении которой принимал участие? Как мог он трудиться над осуществлением плана, зная о нем далеко не все? И как мог позволить запереть себя с женой в этом подземном комплексе, даже не вполне представляя, где он, собственно, находится?

Впрочем, тогда это казалось ему вполне разумным. Проект Рубедо был таким важным, таким секретным, таким увлекательным! Казалось логичным принять меры против любой утечки. Все участники были готовы на любые жертвы, лишь бы войти в команду. Но сейчас Эрик Левин ненавидел себя за то, что так легко угодил в расставленные сети, за то, что ему не хватило присутствия духа, чтобы вовремя одуматься. И как бы ни тяжело ему это было сегодня, приходилось признать, что к нему применялись методы обработки, близкие к тем, к каким прибегают в сектах. Конечно же, «Summa Perfectionis» — не секта. Но кое-что общее с сектой у нее есть: здесь, чтобы внушить нужные идеи, стремились поразить воображение и тем самым подавить способность трезво оценивать обстановку.

И теперь, вспоминая прошлое, он понимал, что на каждом этапе было предусмотрено все, чтобы полностью подчинить его организации.

Прежде всего, его завлекли сюда, переоценивая его таланты и расхваливая на все лады это старинное и почтенное научное общество, твердя о первостепенном значении той цели, которую ставит перед собой «Summa Perfectionis». Затем подавили его способность критически оценивать происходящее, перегрузив информацией, вынудив работать без передышки и участвовать в отупляющих заседаниях, отчего он испытывал хроническую усталость… Словом, навязали образ жизни, который не оставлял ему времени обдумать свое положение. На следующем этапе его приучали гордиться тем, что он принадлежит к научной элите и подчиняется выдающемуся человеку, тем самым подогревая в нем чувство сопричастности, затем подтолкнули к разрыву с ближайшим окружением, семьей, друзьями и обществом в целом. Очевидно, подземный комплекс был необходим прежде всего для этого. Правда, ему позволили привезти сюда жену, впрочем, при условии, что она полностью присоединится к проекту, зато отныне он лишился права общаться с кем бы то ни было из внешнего мира. Хотя там, где оказался Эрик, он был в принципе лишен такой возможности.

И в довершение всего они добились того, что он и подумать не мог о выходе из «Summa Perfectionis». Прежде всего потому, что уже отдал проекту слишком много сил и теперь ему не хватило бы духу все бросить, а еще потому, что тяжело было признать свое заблуждение… К тому же выбраться из подземелья было физически невозможно, так что Эрик не понимал, как это удалось Чарльзу Линчу. Если только ему это действительно удалось…