Кирилл Григорьев - Лекарство для безнадежных

— С друзьями своими? Ну, что сказали?

— Маме моей передавали привет.

— Ага, — сказал Тарас. Судя по постороннему шуму, он ехал в машине. — Передавали-таки…. Я полагал, что до этого не дойдет.

— Дошло.

— Да ты не волнуйся. Им нужен ты, а не мама. Хотя, в крайнем случае, и ее из-под удара уберем. О чем договорились?

— Вечером позвоню, уточню время. А так на завтра.

— И где?

— Битцевский парк.

— Вот наглецы, — даже вроде бы восхитился Тарас, но тут же сменил тон. — Ладно. Давай-ка, вот что. Прекрати тратить свои нервные клетки и доверься мне. У тебя и твой матери все будет отлично. Главное, никого не слушать! Понял? Это главное! Не ты первый, не ты последний, такое мы не раз проворачивали. Успокоился? Собрался?

— Да, — ответил Максим.

— Молодца! Тебе сегодня много нового узнать предстоит. Поэтому, не переживай попусту. Лишнее это. Ты сильный и спокойный, понял? И запомни, убить они тебя не смогут! Вот таким крутым парнем ты сейчас соберешься и ко мне приедешь. Через час там, где мы вчера встречались. Я думаю, у тебя уже накопилось очень много вопросов, верно?

(Очень много, Тарас!)

Вепрь прибыл в офис через час.

— Значит, нет? — спросил он, прямо с порога кабинета Петровского.

— Нет, — покачал головой Тарас.

— Ловкач, — развел руками Вепрь, присаживаясь.

— Согласен полностью. Значит, так, — произнес Петровский, окутываясь дымом. — Поступаем следующим образом. Первое: все материалы по этому делу доступны только тебе, мне и Тополеву. Сторонние и привлекаемые к нему по мере надобности информируются только в той степени, которая необходима. Это важно, Вепрь, поэтому договариваемся на берегу. Той паники, которая царила в «Полночи» в момент Подольских осложнений я более не допущу. Согласен?

Главный маг «Полночи» ненавидел секреты всеми фибрами души. Однако хранить их он умел.

— Договорились, — вздохнул Вепрь.

— Второе: сейчас по крупицам постараемся восстановить все, что мы знаем об этом типе. Пока только ты и я. По мере надобности будем подключать остальных, но только тех, кто имел к нему непосредственное отношение. И третье: до окончательной ясности, что действует Тензор, предлагаю называть его кукловодом.

— Ты хорошо подготовился в моей встрече, — заметил ехидно Вепрь.

— Опыт — сын ошибок трудных, — процитировал Петровский. — Так как, согласен?

Маг кивнул и полез за сигаретами.

— Что с нашим бомжом-поджигателем? — поинтересовался он.

Петровский посмотрел на часы.

— Толя договаривается. Пока никакой информации нет.

— Что еще нового?

— Звонил Тополев. К пяти-шести часам вечера у нас будет рабочий телефон Дронова. Люди из его отдела сейчас занимаются проверкой работодателя — мать Дронова дала имя и фамилию.

— Значит, время у нас еще есть, — задумчиво произнес Вепрь, разминая длинные пальцы.

— Совсем немного. По крайней мере, до приезда Анатолия с бомжом. По следам воздействия на его личность ты сумеешь однозначно установить автора?

— В смысле причастен к нему Тензор или нет? Конечно, Тарас. Методика школы некромантов слишком сильно отличается от обычных школ. Поэтому, не будем терять время.

— Отлично, — кивнул Петровский и, достав из ящика стола диктофон, включил запись. — Надеюсь, ты не против протоколирования? — Вепрь покачал головой. — Итак, предмет рассмотрения — Тензор, — произнес Петровский. — Беседа с Вепрем, час тридцать шесть дня. Что ты помнишь или знаешь о Тензоре?

Вепрь затянулся сигаретой.

— Совсем не много, — начал он. — И, в общем-то, больше о его папаше.

Главный маг «Полночи» действительно знал совсем немного.

— Начну с того, что Тензор представитель почти вымершей сейчас школы некромантов. Магической школы. Очень сильный некромант.

Полагаю, уровня своего отца, которого я, как раз, знавал получше.

— Пояснение, — вставил Петровский для протокола, — Некромантия — это ответвление боевой магии, основывающееся на управлении некроматерией… Одним словом, оживление и управление мертвыми.

— Не только, — покачал головой Вепрь, — Но не будем вдаваться в подробности. Замечу только, что, в свое время, это была вообще одна из сильнейших магических школ, противопоставлявшая себя всем остальным. Перед революцией практически все ее представители были физически уничтожены. Многие оказались в так называемых «мертвых местах» типа Соловков, где никакого влияния на ход событий в стране оказать не могли. Инициировано уничтожение школы было ее ведущим некромантом, магом, на тот момент, одиннадцатого уровня, успевшего первым добраться до власти. Банальное устранение конкурентов. К началу Великой отечественной действующих некромантов осталось всего двое: отец — все называли его Риппер и сын — Сармат. Собственно, с Сарматом я и сталкивался.

— Это у них принято истинные имена давать в порядке алфавита? — спросил Петровский.

— Совершенно верно, — кивнул Вепрь. — Если папаша — Риппер, То сын должен быть кем-то на С. Соответственно, имя сына Сармата могло начинаться только на Т.

— Тензор?

— Например.

— Насколько я понимаю, истинные имена обычно не разглашают.

— Не некроманты. Это один из основных постулатов их веры. Если враг знает имя, то победа не за горами.

— Любопытно, — усмехнулся Петровский.

— Все никак у людей, — пожал плечами Вепрь. — Так вот, пока папа заседал в высоких кабинетах и планировал победу коммунизма в отдельно взятой стране, сынок стажировался по полям сражений. Благо, сам понимаешь, материала под руками оказалось много. Первый раз мы пересеклись с Сарматом в окружении под Харьковом, весной 1942-го. Наши тогда, вдохновленные Москвой, рванули вперед и растянули линию фронта, как соплю. Ошибок вообще тогда наделали очень много. Одним словом, историки разберутся. На наше несчастье, у немцев были свои совсем неплохие стратеги. И если 12-го мая мы рвались в наступление, то уже 20-ого дрались в полном окружении. Оказался там же и Сармат. Тогда он был лейтенантом. Веселый такой паренек. Все спирт дул, словно воду.

Вепрь нервно затянулся.

— Кстати, может воды? — осведомился Петровский. Видно было, что воспоминания даются главному магу «Полночи» с великим трудом.

Тот отрицательно помахал рукой.

— Так вот, — продолжил Вепрь, — тогда, ночью, я лично видел, как он их поднял. Наверное, с целую роту наших мертвых, многие из них были изуродованы до неузнаваемости, у некоторых не хватало рук, ног. Помню парня без головы. Он так и пер на немецкие траншеи, спотыкаясь, на ощупь, вытянув вперед черные от запекшейся крови руки. Колючку мертвяки рвали в клочья, даже не замечая. Так они и брели вперед, неторопливо, размеренно, а потом исчезали в траншеях. Один за другим, молча. А там орали немцы. То ли от ужаса, то ли от боли. Страшная картина, Тарас: шарящие по ночному полю прожектора, очереди, взрывы и безмолвные контуры бредущих по этому пеклу людей. Если бы не Сормат, остались бы мы все там, у этого проклятого моста. Его подручные уничтожили первую линию обороны и держали мост, пока не ушли все мы, оставшиеся живые. Этот ужас я на всю жизнь запомнил… Господи, бедные тупые немцы! Потом с одним из выживших у моста я как-то беседовал. Ему даже на ГУЛАГ плевать было. Только бы не обратно в тот день, когда мертвые красноармейцы, выбираясь из-под гусениц раздавившего их танка, срывали голыми руками листы брони и разрывали экипаж в клочья.