Кирилл Григорьев - Специалист по нежити

Гриша не стал уточнять, что в добавок к конфузу, у него еще и ноги отнялись.

— Да, — потупив взор, скромно ответил он.

— За это стоит выпить, — решил Агамемнон. — Официант!

Разлив водку, он поднял стопку.

— За настоящих мужчин! — провозгласил тост руководитель.

Грише было одновременно стыдно и приятно. Настолько, что захотелось вскочить, обнять и облобызать старого друга, прижав его к сердцу, как родного.

— За них, — коротко подтвердил он, еле справившись со своим порывом.

Агамемнон выпил и аппетитно захрустел капустой.

— Движение начинаем через час, — сообщил он Грише. — Как думаешь, лопаты там остались?

— Можем новые прихватить, — пожал Григорий плечами. — И фонарики тоже, на всякий случай. Вот только деньги…, — замялся он.

Агамемнон что-то быстро достал из кармана. Разжал ладонь. На ней лежал тот самый дорогущий червонец восемьсот второго года.

— Ну, ты даешь! — восхитился Гриша. — Разве они у тебя его не забрали?

— В трусы спрятал, — признался Агамемнон. — Туда, где отцовские часы в «Криминальном чтиве» держали. Как думаешь, получится быстро реализовать?

Гришина рука дрогнула, когда он принялся разливать водку.

— Тогда выдвигаемся через два часа, — твердо сказал он. — Надо будет еще к одному знакомому заехать, показать.

— У меня другое предложение, — не согласился Агамемнон. — Давай сейчас пока за машиной съездим. Если лопаты остались — прекрасно, проверим наш клад. Нет, так вернемся в Москву и прямиком к твоему знакомому. У нас же там, в машине, целая коллекция. А на электричку денег хватит, не переживай.

Гриша подумал мгновение и поднял стопку.

— Решено, — сказал он.

Машина стояла там же где они ее и оставили: кривовато уткнувшейся почти в ворота кладбища. Какие-то идиоты прямо на серебристом боку краской из баллончика нарисовали череп с костями.

— Вот сволочи! — разозлился Гриша. Он, подскочив к машине принялся судорожно оттирать краску.

— Оставь! — прикрикнул Агамемнон. — Только испортишь. В Москве отмоем.

— Поймал бы — убил! — с ненавистью объявил Григорий.

— Да-а, — задумчиво протянул начальник экспедиции. — А говорили, что кладбище заброшенное.

— Проходной двор, — хмуро поддакнул Гриша.

Они облазили все вокруг, но лопат так не нашли. Фонариков тоже не оказалось.

— Сперли все, — сплюнул Агамемнон. — Наверное, те же, кто и череп нарисовал.

— Хорошо, что в багажник не залезли, — заметил Гриша, открывая машину. — Проверь-ка.

Бабушкин короб лежал там же, на месте. Начальник экспедиции поднял крышку.

— Все на месте, — довольно вздохнул он. — Пойдем на могилу?

Гриша посмотрел на знакомую арку с глупой надписью. Дежавю, подумал он, передернув плечами.

— Может, в другой раз? — с надеждой глянул нумизмат на руководство. — Не руками же там рыться. Да и приятель мой ждет.

— Верно, — согласился Агамемнон. — Тогда, ладно, тронулись.

И через два часа они, оставив проклятое золото под охраной деда, уже подъезжали к МКАДу.

На праздниках у родителей всегда было весело и шумно.

Тем более, по серьезному поводу.

Семьдесят восемь лет отцу — шутка ли!

Правда, с каждым юбилеем, гостей становилось все меньше и меньше — неумолимое время расставляло все и всех по своим местам.

Сегодня выбраться сумел только старый фронтовой друг отца — Иван Сергеич, да и то, наверное, потому что жил в соседнем микрорайоне. С ним приехала его дочь и красавица внучка, из-за которой уже, наверняка, не один паренек потерял покой и сон.

Пока хозяйка дома суетилась вокруг стола, гости разбрелись по квартире.

Женщины оккупировали кухню и начали свои недоступные мужчинам нескончаемые разговоры, именинник вместе с главным гостем принялись за воспоминания, а Тарас, не принятый ни туда (по причине принадлежности к сильному полу), ни сюда (Молодой ты еще, сказал батя), просто слонялся из комнаты в комнату. Он был спокоен и умиротворен, как человек, выбравшийся из пустыни и припавший, наконец, к вожделенному роднику. Он давно последний раз был у родителей. Где-то, с полгода, подумал он. Но ничего не изменилось. Все в старом доме оставалось неизменным и незыблемым.

Замечательно.

Это, наверное, и есть самое главное, чего не хватает человеку в нашем быстроменяющемся мире. Когда через полгода приезжаешь куда-то и твердо знаешь, что телевизор стоит там-то и там-то, что очки отца всегда лежат на серванте, а любимые с детства книжки аккуратно выстроились на книжной полке. И какие книжки! Он открыл полку и провел пальцем по переплетам. Разве такое сейчас найдешь! В книжном магазине одни детективы и фантастика, какие-то киллеры, проститутки и наркоманы, истории преступников, убийц и просто выродков. Куда делось очарование детства, когда в каждой книге открывался удивительный мир и был этот мир, однозначно, добрый. Господи, «Старик Хоттабыч», «Волшебник Изумрудного Города», «Страна Багровых туч», «Шел по городу Волшебник…»… Или, ниже: «Гиперболоид инженера Гарина», «Поднятая целина», «Прощай, оружие!..»… Как можно воспитать на том, что продают сейчас, чем заполнен телевизор с утра до ночи, о чем наперебой говорят радиостанции кого-нибудь кроме нового поколения подонков, не знающих жалости, не понимающих, что такое любовь и считающих, что доброта — врожденный недостаток? Или, может быть, ты уже стал старым, Тарас, подумал он. Многое не понимаешь и не хочешь принимать, как всегда бывало? Конфликт поколений, старина, извечный конфликт отцов и детей…

Многие книги из родительской библиотеки имели историю. Вот четырехтомник Джека Лондона — Тарас вспомнил, как они с отцом стояли в очереди на пункт приема макулатуры, боясь и переживая, что заветная мечта может раствориться в небытии. Левее — Шолохов. Том с «Тихим доном», который Петровский едва не потерял в такси, серьезно напившись первый раз в жизни. А вот книги-подарки. «Обитаемый остров» на тридцать пять лет подарил Громобой. А вот еще одна драгоценная книга. «Понедельник начинается в субботу», там даже автограф Вика был на форзаце.

Петровский достал книгу, раскрыл и, внезапно словно вновь очутился в осеннем лесу. Джипы, друзья и знакомый запах… Запах не травы и деревьев, а человека… Некто, выскочивший из темноты и вспышки выстрелов… Больно… Как же больно…

— Да что с тобой, сегодня? — спросила Майя, появившаяся на пороге комнаты. — Ты какой-то задумчивый и грустный весь день.

Руки Петровского дрогнули, захлопывая книгу.

— Воспоминания, — повернулся Тарас. — Я очень долго не был здесь. И теперь путешествую, словно на машине времени.

Она подошла и обняла его.

— Путешественник мой, — сказала Майя. — Пойдем к столу, а то все уже заждались.