Деон Мейер - Кровавый след

— Конечно, интересовался. У нас с ним даже шутка такая появилась. Когда он звонит и говорит, что хочет куда-нибудь слетать, я спрашиваю: «Кого надуваем в этот раз?» И он отвечает: «Лоттер, вы же знаете, дураки появляются на свет каждую минуту». Ну а чем он занимается на самом деле, мне все равно.

— Зато мне не все равно, — возразил я.

— Вижу.

Посадочная полоса на ферме Сванепулов оказалась широким, прямым участком земли в километре от их дома.

Прежде чем без труда посадить самолет, Лоттер пролетел низко над крышей дома. Когда через минуту после посадки за нами приехал Сванни в «лендкрузере», Лоттер деловито привязывал самолет канатами к колышкам. Сванни восхитился самолетом.

— Господи, какая красивая штучка!

— Американская, — сказал я. — Сконструирована самим ван Гринсвеном!

— В самом деле? — удивился Сванни. — Дядюшка, что у вас с лицом?

— На дверь наткнулся, — ответил Лоттер, с заговорщическим видом постукивая себя пальцем по крылу носа.

— На настоящую?

— На настоящую. — Лоттер явно наслаждался жизнью. — В Кару приходится особенно следить за тем, чтобы не натыкаться на двери. Столкновение может оказаться роковым.

Сванни покосился на меня, ища намека на то, что Лоттер его дурачит. Я отвернулся. Он сдался:

— Дядюшка, мамаша приглашает вас пообедать с нами. Как поживают носороги? Что поделывает Флеа — то есть Корнел? Когда она приедет к нам в гости? Вы благополучно добрались до Кару?

— Носороги чувствуют себя прекрасно, — сказал я. — Ну а насчет Флеа… Когда я ее увижу, непременно у нее спрошу.

«Мамашу» звали Лолли, и она не соответствовала грубоватой простоте мужчин Сванепулов. Хозяйка дома оказалась стройной, величавой женщиной, не красавицей в общепринятом смысле слова, но вполне ухоженной. В ее глазах плясали веселые огоньки; судя по всему, она была вполне довольна собой и своей жизнью. Обстановка фермерского дома оказалась для меня полной неожиданностью. Я ожидал увидеть охотничьи трофеи и вышитые салфеточки, а нашел старинную, изящную деревянную мебель, восточные ковры на деревянных, покрытых лаком полах, настоящие картины, а не репродукции на стенах и большой стеллаж, уставленный книгами в твердых переплетах. И на папашу Виккуса присутствие жены явно оказывало положительное влияние — он превратился в живое воплощение гостеприимного хозяина. Предлагал напитки, поддерживал светскую беседу. Перед едой произнес короткую молитву. Посреди стола красовался пирог с курицей под золотистой корочкой. Лолли сняла крышки с других блюд: сладкая тыква, горячая зеленая фасоль, печеная картошка, рис.

— Господи! — пылко воскликнул Сванни и потянулся за половником.

— Как будто я каждый день не готовлю, — улыбнулась Лолли.

— Пусть сначала гости себе положат, — распорядился Виккус.

К чести его надо сказать, он терпеливо ждал, пока все наедятся, и только потом задал насущный вопрос:

— Что же привело вас сюда?

Со вчерашнего дня я никак не мог решить, как вести себя со Сванепулами. Виккус и Сванни наверняка в чем-то замешаны, но вот в чем? Было в них что-то… какая-то безыскусная простота, наивность… в общем, я решил, что их роль во всей афере наверняка незначительная.

— Флеа, — ответил я.

Оба Сванепула одинаково недоуменно сдвинули кустистые брови.

— Она уехала с фермы Дидерика среди ночи. Не попрощавшись…

— Ах! — воскликнула Лолли.

— Значит, были неприятности? — спросил Виккус.

— Нет. Но все рассчитывали на нее, думали, что утром она осмотрит носорогов. Дидерик не может взять в толк, что случилось…

Я надеялся, что сказанного мною будет достаточно. Но Виккус оказался не дураком.

— Вы нам не все говорите, — заметил он, хотя и ни в чем меня не упрекал. — Ваше лицо, то, что вы специально к нам прилетели… Не стану расспрашивать, что случилось, наверное, нам лучше не знать. Вы только одно скажите — серьезно это или нет.

— Еще как серьезно.

— Ничего себе! — выдохнул Сванни.

Его родители многозначительно переглянулись, как будто что-то знали.

Виккус медленно кивнул.

— Чем мы можем вам помочь?

— У меня сложилось впечатление, что она родом из ваших краев. Вы, кажется, вместе учились в начальной школе? — Я посмотрел на молодого Сванни.

— Ну да… двенадцать лет назад. Они уехали отсюда…

— В 1998-м, — подсказала Лолли.

— Куда? — спросил я.

Виккус и Лолли снова переглянулись.

— Ходило много слухов, — тихо ответила она.

— Печальная история, — добавил Виккус.

— Ничего себе… — повторил Сванни.

— Ты тогда был еще маленький, тебе рано было знать, — сказала его мать.

Виккус отодвинул тарелку и поставил локти на стол.

— Говори, Лолли. Не знаю, поможет ли ему это, но рассказывай.

Они рассказывали вместе, по очереди.

Начала Лолли:

— Ее отца звали Лауис, он был бродяга, любил независимость…

Виккус подхватил:

— Он был следопытом, но не простым, а настоящим мастером. Раньше на следопытов учили, можно было сдать экзамен, пройти несколько уровней подготовки, стать старшим следопытом, потом мастером. Так вот, Лауис был мастером. Ему не было равных, доложу я вам!

— Он приехал из Калахари, — продолжала Лолли. — Говорили, что вырос он в страшной бедности. Отец у него был никчемный, никудышный. Подрабатывал чернорабочим на фермах. Лауис с детства любил шляться в буше, с бушменами. От них-то он и научился выслеживать зверей по следу. Образования у него особого не было, он закончил всего восемь классов, потом пришлось бросить школу и помогать отцу. Тот умер, когда Лауису исполнилось семнадцать. В общем, потом он перебрался в наши края.

— Хотел устроиться на работу в какой-нибудь национальный парк, но у него не было нужной подготовки, туда не попадешь без официальных бумаг, — пояснил Виккус.

— Его и нанимали охотники. У нас, в Ботсване, в Зимбабве…

— Профессиональные охотники, которые находят самых больших слонов и львов для американских и немецких богатых туристов, любителей охотничьих трофеев…

— Не всегда легально, — сказала Лолли.

— А ему куда деваться? Ему хотелось жить на природе, надо было зарабатывать на жизнь.

— Собой он был настоящий красавец — румяный, копна густых светлых волос… Только был, что называется, не от мира сего. Говорят, как-то возле Палаборвы он наткнулся на питона и с тех пор совсем спятил: говорил, что питон — его предок. Он научился этому у бушменов, они верят, что люди произошли от питонов…