Деон Мейер - Кровавый след

Затем, что я хотел взглянуть ему в глаза, понять, врет ли он.

— Дидерик вам не сказал?

— Чего не сказал? — осторожно спросил Эрлихман.

— О… нашем грузе. О чудесном исцелении.

— Не понял…

— Дидерик звонил вам утром?

— Да.

— Что он вам сказал?

Эрлихман так долго молчал, что я уж подумал, связь прервалась. Наконец он ответил:

— Извините, я вас не знаю.

— Позвоните Дидерику. Он подтвердит, что я ехал в кабине грузовика. По его словам, утром вы сообщили ему о состоянии здоровья… груза.

Он задумался.

— Он спросил, было ли у них кожное заболевание, когда я видел их в последний раз. Я ответил, что не было.

— И больше ничего?

— Ничего.

— Я прилетаю завтра утром. Мне нужно с вами поговорить.

— Вы летите в Хараре?

— Туда, где вы находитесь. У вас есть взлетно-посадочная полоса?

Снова долгая пауза.

— Надеюсь, что у вас очень хороший пилот.

Я смотрел по первому каналу сериал «Седьмая улица». Потом аппетитные ароматы выманили меня на кухню. Я увидел на кухонном столе записку от Агаты:

«Дорогой мистер Леммер!

Я приготовила ваше любимое кушанье — оно придаст вам сил. Драки я не люблю, но спасибо, что вступились за честь мисс Эммы.

Искренне ваша

Недавно пухлой коротышке Агате исполнилось шестьдесят пять; она вырастила пятерых детей, а со мной обращалась, как со своим шестым ребенком. Вольно и по-королевски обращалась с местоимением «мы», когда бранила или, наоборот, хвалила меня. «Мы должны класть грязное белье в корзину, мы слишком много тратим на одежду, вы только взгляните, как мы все разбросали». Утром в понедельник: «Мы не должны разбрасывать чашки и стаканы по всему дому». Всякий раз, когда я возвращался домой после очередного задания, она придирчиво осматривала меня с ног до головы: «Ах, ах, как мы похудели! Завтра поедим мяса. Мисс Эмме нравятся сильные мужчины, мы это понимаем».

А если предстоял серьезный разговор, она оставляла на столе записку, которая начиналась официально, с обращения «мистер Леммер».

Я открыл дверцу духовки. Каре ягненка, приготовленное на медленном огне, хрустящее снаружи, а внутри нежное, как масло. Вкус… неописуемый. Значит, в холодильнике есть салат, потому что «мы должны питаться сбалансированно». Правда, сама Агата, по-моему, за всю жизнь и листика салата не съела. Сегодня она приготовила салат из молодой свеклы, круглой, как бильярдные шары, и сыра фета. Я сервировал себе ужин, открыл бутылку красного виноградного сока, к которому меня приучила Эмма. Я по-настоящему подсел на сок «Бирдфилд» и теперь заказал целый ящик в Клавере.

Прихватив тарелку, стакан и бутылку, я вышел на заднюю веранду.

«Спасибо, что вступились за честь мисс Эммы».

Агата сразу ухватила суть. Она-то понимала, что невозможно жить без чести. Она прекрасно понимала, что такое бедность и унижение, она не понаслышке знала, как тяжело остаться человеком, сохранить свое достоинство. Она понимала, чего это стоит.

Дидерик Бранд удивленно спросил меня: «Вы что, в самом деле никак не можете успокоиться?» Он не понимал. Он-то никогда в жизни ничего не терял.

Я поел, вылил в стакан остатки сока, посмотрел на звезды, на невыразимо прекрасный небесный свод над Кару. Несмотря не недосып и боль во всем теле, я смаковал каждый миг, проведенный дома. Мой дом, который я по кусочку ремонтирую своими руками, похож на мою жизнь. Еще многое предстоит сделать, но здесь моя тихая гавань, мой замок, мое убежище. Дом мой и только мой. Я наизусть знал все звуки своего дома, знал, как поскрипывают старые балки, как тикает цинковая крыша, когда охлаждается ночью, как стонут старые водосточные трубы. Мне знаком запах каждой комнаты, я знаю, в каких уголках прохладно летом, как уютно мерцает зимой кухонная плита. Как приятно ощущать босыми ступнями деревянные половицы в коридоре, ковер в спальне, плитку на веранде! Я вложил в ремонт собственные пот, кровь и силы. Ломал стены. Руки мои в мозолях оттого, что я перетаскивал кирпичи, толкал тачку и размахивал молотом. Дом стал частью меня.

А вокруг меня — деревня, захолустье. Сейчас здесь царит идеальная тишина. Кое-где в домах еще горит свет, мерцают экраны телевизоров. Хорошие, слабые люди коротают время до сна. Скоро на сосне напротив старого дома тоскливо, протяжно заухает пятнистый филин — у-гу, у-гу… Два дикобраза пролезут в лаз под моей оградой и начнут рыть землю в саду. Ветер будет шуршать ветвями груш, мимо по шоссе промчится грузовик в сторону Виктория-Уэст. Все предсказуемо, обыденно, упорядоченно, ничто не меняется за сотню лет. Я привык к здешним краям, полюбил их всем сердцем, больше не могу без них жить.

Надо соблюдать особую осторожность, потому что в деле замешан Дидерик Бранд. Возможно, он обманщик и мошенник, но он местный, локстонский. Здесь жили четыре поколения его предков, он стал частью местной ДНК. Соседи терпят его и заранее прощают; они вздыхают и говорят: «Ох уж этот Дидерик!» Здесь все его знают; предки Дидерика и его соседей вместе погибали во время Англо-бурской войны. Они вместе страдали от засухи, вредителей и болезней, жили в изоляции и привыкли полагаться друг на друга. Они и впредь будут жить рядом, мириться с недостатками друг друга, встречаться на церковных праздниках, на аукционах домашнего скота.

Чтобы наказать Дидерика, одного поддельного разрешения недостаточно…

Бессонница. Простыни по-прежнему хранят аромат Эммы. Дом без нее кажется пустым, как будто комнаты чувствуют ее отсутствие. Я скучал по ней.

Я поеду в Кейптаун, приду к ней и выложу перед ней всю свою жизнь. И пусть она скажет, что не сумеет с этим сжиться. Как она решит, так и будет… Другого выхода у меня нет.

Но сначала мне нужно найти Флеа и Инкунзи. Отобрать свой «глок». И найти ответы на свои вопросы.

Я вспомнил обо всех вопросах без ответов, заново пережил последние семьдесят два часа, ища смысл, дергая за ниточки, пытаясь распутать запутанный клубок. Я долго мучился, но лишь запутал все еще хуже. Наконец, я стал думать о том, куда Флеа ван Ярсвелд могла деться среди ночи. От фермы Дидерика до ближайшего городка шестьдесят километров, десять километров до ближайшей дороги с твердым покрытием, и даже прием сигнала сотовой связи не всегда уверенный… Она впервые в этих краях, у нее нет здесь ни друзей, ни знакомых…

Нет, один знакомый все-таки есть. Молодой человек, который всю дорогу смотрел на нее телячьими глазами, пытался оправдать ее резкость тем, что она, должно быть, устала. И последние пятьсот километров пути Флеа старательно налаживала отношения с этим молодым человеком.