Хлоя Пэйлов - Ковчег огня

— Нам повезло. Как раз на такой крайний случай здесь есть запас. — Она швырнула сложенные простыни на кровать. — Не беспокойся, я потом обо всем позабочусь.

Если Кэдмон и испытал разочарование, то хорошо это скрыл.

— Боюсь, туалетом нам придется пользоваться по очереди. Мои геркулесовы способности не идут дальше возможности раздвинуть кровать. — Отвернувшись от свалившегося покрывала, он взял бутылку портвейна. — По непонятной причине я окрылен нашими сегодняшними успехами. Словно средневековый монах, который завершил свои ежедневные труды и теперь может посидеть за кувшином вина, сознавая, что заслужил это простое удовольствие. — Говоря, вкрутил в пробку штопор, которым его снабдил дежурный администратор.

С громким хлопком пробка вышла из горлышка.

Держа в каждой руке по стакану, Кэдмон подошел к Эди.

— Приношу свои извинения за то, что портвейн не сцежен. Поскольку мы трясли бутылку, придется довольствоваться тем, что есть. — Затем с улыбкой добавил: — Осторожнее, эта штука здорово бьет в голову.

Эди взяла стакан и, ответив на улыбку, пригубила рубиново-красный напиток.

— Точно. Определенно, эту штуку пить можно.

Кэдмон рассмеялся глубоким, сочным, призывным смехом, который подействовал на Эди как портвейн и заставил снова улыбнуться.

— А теперь вернемся к насущным задачам. — Он указал на круглый столик в углу: — Будем надеяться, нам удастся связать последние четыре строчки.

Не зная, какая от нее может быть помощь, поскольку из-за разницы в часовых поясах рассудок работал все медленнее, Эди уселась в кресло с высокой спинкой, придвинутое к стене. У нее возникло странное чувство, что пользы от портвейна будет мало. Она посмотрела на последние четыре строчки переведенного текста.

Используя вместо указки указательный палец, Эди подчеркнула первую строчку и хихикнула:

— Несомненно, плохо скрытая ссылка на Матушку Гусыню.

Кэдмон деловито обвел слово «гусь» карандашом.

— В средневековой лексике слова «гусь» и «лебедь» нередко путались, гусь был символом бдительности. В свете всего того, что нам известно, смысл первой строчки становится совершенно очевиден.

— Вот как? Извини, но я за тобой не поспеваю.

— Вспомни, что Гален взял на себя роль хранителя Ковчега, а для часового самым главным качеством является бдительность.

— И не будем также забывать, что эти катрены были лебединой песней Галена.

Кэдмон взглянул на стакан в руке Эди, словно молча вопрошая: «И много ты уже выпила?», и она быстро отодвинула стакан в сторону.

— Сэр Кеннет упоминал о том, что все жители Годмерсхэма, кроме жены Галена, стали жертвами чумы. Так что, как мне кажется, в этом и есть смысл первых двух строчек.

— Правильное предположение. Что касается третьей строчки… — Подняв стакан, Кэдмон отпил небольшой глоток. — Это типичное предостережение, какое можно встретить в любом средневековом труде.

— Лишь рыцарь, чистый сердцем, может искать священную Чашу Грааля, верно?

— Мм… ну, что-то в таком духе.

Кэдмон принялся медленно барабанить пальцами по деревянной столешнице, погруженный в размышления. Через несколько мгновений его пальцы уже выбивали быструю дробь.

— Я так понимаю, это хороший знак.

— Настолько хороший, что у меня яйца зачесались, — грубо пошутил он, хлопнув ладонью по крышке стола. — Если я не ошибаюсь, «блаженный мученик» — это не кто иной, как Святой Лаврентий, мученик.

Эди порылась в банке памяти. Имя показалось ей смутно знакомым. Потребовалось всего одно мгновение, чтобы она нашла нужный файл данных, тот, в котором говорилось о том, что Гален пожертвовал обилие священных реликвий местной церкви.

— О господи! Гален спрятал Ковчег в…

— В церкви Святого мученика Лаврентия! — воскликнули они хором, торжествующе улыбаясь.

— Согласно указаниям в Ветхом Завете, — возбужденно продолжал Кэдмон, подчеркивая пальцем последнюю строчку четвертого катрена, — когда Ковчег Завета был установлен в храме Соломона, в святая святых, у входа был повешен занавес, чтобы закрыть доступ к святой реликвии. Именно тогда появилось выражение «за занавесом», потому что никто, даже жрецы храма, не мог входить в это священное пространство.

— Из чего следует, что в последней строчке содержится прямая ссылка на Ковчег. — Дождавшись кивка Кэдмона, Эди сразу же сменила тему: — Итак, когда мы трогаемся в путь?

— У нас под рукой нет расписания автобусов. Однако, полагаю, мы сможем добраться до Годмерсхэма где-то к полудню. Если же возьмем машину напрокат, то раньше.

— Ого, я удивлена, что ты не хочешь ехать прямо сейчас, — с издевкой произнесла Эди. — Подумаешь, на улице проливной дождь.

— Хотя мне не хочется думать о том, что приз достанется Макфарлейну, нам необходимо отдохнуть.

В этом вопросе у них было полное согласие.

— Ты думаешь, церковь сохранилась?

— Мм. Трудно сказать. В ходе многочисленных религиозных войн, бушевавших на протяжении столетий в нашем маленьком островном королевстве, было уничтожено множество церквей и монастырей. Однако не позже чем завтра мы выясним, уцелела ли церковь Святого мученика Лаврентия.

— Кстати, мы понятия не имеем, где именно на территории церкви был спрятан Ковчег.

— А я и не говорил, что нас ждет легкая прогулка.

Отодвинув кресло, Кэдмон встал. Когда он подошел к раздвинутой кровати, комната наполнилась меланхолическими звуками сюиты для виолончели Баха. Эта музыка показалась Эди похоронным маршем.

Не обращая на нее внимания, она украдкой наблюдала за тем, как Кэдмон схватил с ночного столика банку с печеньем.

Кэдмон Эйсквит был необычайным человеком. Его живой, острый ум производил на Эди впечатление.

Когда он подошел к столику в углу, сжимая в руке банку с печеньем, Эди почувствовала что-то неладное: выражение его лица было уже совсем не таким торжествующим, как всего мгновение назад.

— Ого! Что случилось? Ты больше не на седьмом небе от счастья?

Кэдмон протянул ей банку печенья с шоколадом:

— На, возьми.

— А ты сам не будешь?

Отмахнувшись, он сел за стол и задумчиво произнес:

— Уж слишком чистым и аккуратным получается решение. Слишком очевидным.

— Возможно, Гален хотел, чтобы решение было очевидным.

— Если бы это действительно входило в его намерения, он не стал бы заморачиваться с катренами.

Также потеряв вкус к сладкому, Эди отодвинула печенье в сторону.

— Так, вижу, к чему ты клонишь. — Спустившись на землю, она снова уставилась на написанное от руки четверостишие. — Быть может, не слишком чистое решение придет к тебе утром.