Хлоя Пэйлов - Ковчег огня

— Ведите их сюда, — отрывисто приказал Макфарлейн.

Зажатые между двумя парами вооруженных людей, Эди и Кэдмон двинулись в северо-восточном направлении. Впереди на расстоянии ярдов двухсот виднелась густая роща. Бредя через поле, Эди размышляла о том, догадывалась ли Филиппа Кентерберийская, какую зловещую цепочку событий развязала своими четверостишиями?

Скорее всего, догадывалась.

Зачем еще эта женщина благородного происхождения, постригшаяся в монахини, потратила столько усилий, чтобы спрятать золотой сундук своего покойного мужа? Филиппа пережила ужасы чумы и, несомненно, винила Ковчег в смертоносной волне, захлестнувшей Англию.

Вчера вечером Кэдмон установил, что Филиппа принадлежала к монашескому ордену гильбертинок, основанному в Англии. Всего за шесть лет она проделала путь от простой послушницы до ключницы, ответственной за распределение еды. Талантливая женщина, обладающая управленческими способностями, Филиппа запросто могла устроить доставку Ковчега Завета в Суонли. Быть может, открыла тайну и сестрам-монахиням. Поскольку вся их жизнь была посвящена богослужению и молитвам, можно было не опасаться того, что тайну узнает какой-нибудь любопытный посторонний.

Держа в правой руке навигатор, Харлисс вел остальных к роще деревьев, растопыривших свои лишенные листвы ветви, подобно множеству больных артритом рук.

Эди разглядела за голой порослью каменную стену.

— Вижу! — возбужденно воскликнула она. — Это прямо за рощей!

Через несколько мгновений маленькая группа оказалась на поляне.

Эди быстро осмотрелась по сторонам и прошептала:

— Господи… монастырь разрушен.

Потрясенные, все шестеро застыли как вкопанные.

— Твою мать, что здесь произошло? — пробормотал Бракстон, высказывая вслух то, о чем, несомненно, подумали все.

От обители Блаженной Девы Марии остались только три каменных стены, прорезанных стрельчатыми окнами, из зияющих ниш свисали спутанные плети увядшего плюща.

— Вид у монастыря такой, словно его обстреляли из минометов. — Это уже был Макфарлейн, его огрубелые щеки горели едва сдерживаемой яростью.

— Полагаю, обитель Блаженной Девы Марии была разрушена в правление Тюдоров, — тихо заметил Кэдмон. — В 1538 году парламент под нажимом короля Генриха VIII издал официальный эдикт, известный как «Закон о роспуске монастырей». Новый закон позволил Генриху конфисковать всю собственность, принадлежавшую монастырям. При поддержке сверхрьяного местного населения, которое надеялось прибрать к своим алчным рукам церковные богатства, слуги короля разрушили множество монастырей, с крыш снимался свинец, а камни использовались для возведения светских зданий.

Эди не могла оторвать взгляд от печальных развалин: пустая готическая скорлупа, открытая небесам, пожухлая трава, покрытая коркой льда, сверкающая драгоценными камнями. Быть может, все дело было в утреннем тумане, но она готова была поклясться, что в воздухе до сих пор висел призрачный отпечаток ладана, восковых свечей и молитвенных песнопений.

Обернувшись, Эди посмотрела на Кэдмона, молчаливо вопрошая: «А что, если следующее указание было заключено в витраже, разбитом вдребезги столетия назад?»

Едва уловимо покачав головой, Кэдмон предостерег ее от того, чтобы высказывать подобные мысли вслух, и перевел взгляд на Стэнфорда Макфарлейна.

Эди поняла, что он хотел сказать. Если Макфарлейн решит, что игра окончена, они с Кэдмоном будут убиты прямо здесь. Во что бы то ни стало им нужно было делать вид, что «игра продолжается».

Испуганная внезапным криком, Эди непроизвольно обернулась.

На голой ветке дерева, громко каркая, сидела ворона.

От природы не суеверная, Эди тем не менее сочла это очень дурным предзнаменованием.

— Причин для беспокойства нет, — с напускным весельем объявил Кэдмон. — То, что монастырь разрушен, никоим образом не повлияет на наши поиски. Более того, это значительно упрощает нашу задачу.

— Вы что, полагаете, что я совсем спятил? — возразил Макфарлейн, указывая на пустоту между тремя уцелевшими стенами. — Здесь же ничего нет.

— Ха! «Есть у них глаза, но не видят». [48] Псалом 134:16.

— И какое отношение имеет к этому царь Давид?

Понимая, что ему нужно «достать из шляпы кролика», Кэдмон ответил:

— Замечание царя как нельзя к месту. Ибо, хотя несведущий взгляд не видит ничего, кроме трех стен и пустыря, заросшего травой, сведущему взгляду открывается монастырь, такой, каким он когда-то был.

Несколько мгновений прошли в напряженной тишине.

— Продолжайте, — наконец неохотно пробурчал Макфарлейн, — я вас слушаю.

Обрадованный тем, что первое «прослушивание» прошло успешно, Кэдмон быстро оглянулся на Эди, подбадривая ее.

Не беспокойся, любимая, у меня все получится. Я выиграю такое необходимое для нас время.

Он указал на пустырь, примыкающий к каменным стенам:

— Если хотите, можете присоединиться ко мне. Я намереваюсь произвести то, что археологи называют «прогулкой в поле». Поскольку мы не имеем возможности воспользоваться результатами аэрофотосъемки, нам придется медленно обойти место, обращая внимание на малейшие неровности на поверхности земли. Эти неровности позволят определить внешние границы монастыря. Когда это будет сделано, мы сможем начать поиски.

Хотя Макфарлейн неохотно кивнул, но в этом жесте присутствовало не высказанное вслух дополнение: праздная прогулка по пустырю должна принести осязаемые результаты.

Чувствуя, что «фокус с кроликом» внезапно стал гораздо более сложным, Кэдмон начал обзорную экскурсию со слов:

— Сначала краткое введение в монастырский уклад. В Средние века большинство обителей строили по стандартному образцу из трех зданий, как правило, двухэтажных, поставленных в виде подковы. И эта подкова примыкала к церкви. — Он указал на три уцелевших стены: — Как видите, развалины церкви — это все, что сохранилось от обители Блаженной Девы Марии.

— Если я правильно поняла, составленные подковой здания и церковь ограничивали внутренний двор, — заметила Эди.

— Совершенно верно. Подворье, или монастырский двор, как его чаще называют, представлял собой большое открытое пространство, ограниченное примыкающими друг к другу зданиями. Обычно он использовался в качестве огорода, а также для захоронения умерших.

В глазах Макфарлейна сверкнула искорка неподдельного интереса — он сразу же сообразил, какие возможности предоставляет монастырский двор.

— Полагаю, никто не придал бы значения глубокой яме, вырытой во дворе.

— Мы с вами мыслим одинаково. Далее, доступ во внутренний двор был открыт только для монахинь и послушниц, то есть для Филиппы это было идеальное место, чтобы спрятать Ковчег Завета. — Раскинув руки, Кэдмон указал на пустырь, от которого еще совсем недавно Макфарлейн готов был отмахнуться: — Здесь Филиппа могла оградить Ковчег от внешнего мира, в то же время бдительно присматривая за ним. Ну, что, начнем обход двора? — И он первым направился через заросший травой пустырь.