Дженнифер Ли Кэррелл - Шифр Шекспира

— Раз Шекспир отпадает, тогда кто?

Я недоуменно подняла руки.

— В том-то и загвоздка. Прежде всего кому нужна такая секретность? Возможно, дворянину: занятие драматургией считалось позорным для фамильной репутации. Женщине любого сословия — наверняка. Некоторые читатели усматривали в его текстах тайные послания — обычно масонского, розенкрейцерского или иезуитского толка, — либо заявляли, что автор (как правило, на его роль выбирали Бэкона) был сыном королевы. В таких случаях маска — необходимая мера предосторожности. Только как, черт возьми, можно было удержать это в секрете? Допустим, все верно и пьесы на самом деле писал кто-то другой. Даже если имя автора держалось в тайне, Бен Джонсон должен был знать, что актер этого не делал, а остальные «слуги короля» — тем более. Очень многим пришлось бы заткнуть рты, особенно в эпоху всеобщей осведомленности.

— Это объясняет шизофренические намеки Джонсона в отношении Шекспира, — произнес Бен.

— Да, но не тот факт, что его авторство никем не оспаривалось при жизни и в долгие годы после смерти. Кроме того, что куда серьезнее, нет подходящих кандидатур на его место. У антистратфордианцев есть один приличный довод против «выходца из простонародья», более приличный, чем признает большинство ученых, но предложить на роль автора кого-то, кто подходил бы по всем критериям, они не могут.

Я провела рукой по затылку. Голова все еще казалась удивительно легкой от новой стрижки.

— Делия выбрала Бэкона.

— Бэкон — за Бэкона, — проговорил Бен. — Как в пословице про кулика и болото. Что-то вроде блата наоборот.

Я усмехнулась:

— Они не родственники. И хотя Делия довела себя до помешательства, силясь доказать, что сэр Фрэнсис писал пьесы Шекспира, я готова своей душой поклясться в обратном. Сэр Фрэнсис был выдающимся человеком, главным законоведом при Якове Первом. У него, без сомнения, имелись необходимое образование и писательский дар — он входит в число величайших английских прозаиков. Однако его стиль даже отдаленно не похож на шекспировский. Это все равно что утверждать, будто один и тот же ум мог породить… не знаю… сценарии Спилберга и политические статьи Уильяма Бакли. С одной стороны — потрясающий эрудит, политик и философ, с другой — неподражаемый литературный гид, ведущий нас сквозь все типы драматических повествований.

Стюардесса забрала наши подносы, я вытянула ноги и устроилась поудобнее.

— Хотя Делии удалось обратить в свою веру Марка Твена.

— Того самого, автора Гека Финна и Тома Сойера? — переспросил Бен.

Беседа веселила меня все больше и больше.

— Он читал ее книгу, водя пароходы по Миссисипи. А ближе к концу жизни написал блестящую антибиографию под названием «Умер ли Шекспир?». Поищи как-нибудь в Сети.

— А что насчет Оксфорда? Атенаидиного кандидата?

— На сегодняшний день он фаворит среди претендентов. К несчастью для его сторонников, первого идеолога и основоположника оксфордианства звали Луни [33] От англ. Looney — полоумный, лунатик. .

Бен прыснул со смеху.

— Правда, его книге поверил сам Фрейд, среди прочих. Многие факты говорят в пользу Оксфорда. Как заметила Атенаида, «Гамлет» во многом перекликается с историей его жизни.

— Кажется, это заметила ты — если быть точным, — усмехнулся Бен.

— А еще я заметила, что «перекликается» — не значит «копирует». С другой стороны, у графа были и образование, и опыт. Известно также, что он сочинял пьесы, хотя все они были утеряны. Зато некоторые его стихи сохранились. Они очень неплохи и вдобавок составлены в необычной шекспировской манере, хотя и не все. Что интереснее всего, в текстах пьес кое-где есть намеки на фамилию Вер.

— Вроде «vero nihil verius»?

— Да, только на английском. Акценты на словах «never», «ever», «every» [34] Никогда, когда-нибудь, каждый (англ.) . и так далее. Мой любимый ребус — предисловие к «Троилу и Крессиде»: «A Never Writer to a Never Reader» (от вымышленного писателя — вымышленному читателю). Если немного сместить пробелы относительно букв, получится: «An Е. Ver Writer to an E. Ver Reader» (от Вера-писателя — Веру-читателю).

— Круто.

— Вряд ли, — кисло отозвалась я. — Взгляни на контекст. Представляешь, сколько раз Шекспир использовал слово «когда»? Порядка шестисот. Я проверяла. А «каждый» встречается около пятиста. Если взять «никогда», получишь еще на тысячу больше. Добавь англоязычные «правда» и «истина», и выйдет три тысячи слов в различных сочетаниях. При такой частоте неудивительно, что некоторым фразам может быть вменен второй смысл. Но если этот второй смысл закладывался туда изначально и если автор любил каламбуры, как по-твоему, разве не встречались бы они чаще раза-двух на три тысячи слов?

— Все равно звучит круто.

— Если тебе понравился фокус с предисловием, тогда ты оценишь строчку из сонета: «И кажется, по имени назвать меня в стихах любое может слово». Если взять «ver» от «every» и перенести в конец фразы, то «Every word», то самое «любое слово», превратится в «Eyword Ver». Отсюда рукой подать до «Edword Vere» — Эдварда Вера.

— Разве это не жульничество?

— Пожалуй. Но ведь в стихе и не говорится о точном совпадении. «Кажется» подразумевает всего лишь сходство. Так, «Eyword Ver» всего-навсего похоже на «Edward Vere».

— Очень умно.

— Что ж, тогда можешь не обращать внимания на последнюю строку сонета — правда, другого.

— И что же в ней сказано?

— «Меня зовут Уилл».

— Ты шутишь!

Я покачала головой.

— И как выкрутились оксфордианцы?

— Сказали, что «Уилл» — одно из прозвищ Оксфорда.

— Чем же они объяснили?

— Главным образом концовкой сонета.

— Но ведь это порочный круг! Он ничего не доказывает!

— Скорее, не круг, а спираль, по которой скатываются в черную дыру заблуждения. Не то чтобы у критиков оксфордианства не было своих любимых дыр. Признаюсь, больше всего меня смущает в Оксфорде то, что он был неприятен как личность — ненадежный, бесчестный и недобрый. Конечно, гениальность может соседствовать с дурным характером, даже жестокостью. Пикассо и Бетховен тоже были не подарок. И все же хочется верить, что создатель Джульетты, Гамлета и Лира был человеком щедрой души. Конечно, главный минус для Оксфорда как кандидата — его ранняя смерть. Атенаида может хоть до посинения твердить, что даты ничего не значат. Это не так. Для одной-двух проходных пьес — возможно, они могут разниться на год или даже пять. Но сдвинуть всю библиографию Шекспира на десятилетие или больше? Ни за что!

— Почему бы и нет?

Огни салона потускнели. Я поплотнее закуталась в одеяло и, вытащив брошь из-под рубашки, стала крутить ее так и эдак на цепочке.

— Если кто-нибудь спустя четыреста лет возьмется изучать историю рок-музыки, как думаешь, сможет он ошибиться и отнести все творчество «Битлз» к эпохе пятидесятых? Взять его целиком от бесхитростных песенок вроде «Love me do» до кислотных речитативов «Come Together» и не моргнув глазом перетащить на десять лет раньше, а потом заявить, что даты ничего не значат? С учетом музыкальной среды — Элвиса Пресли, Бадди Холли, «Роллинг стоунз», «Крим», «Дорз» и так далее… Если б им было известно хоть что-нибудь о движении хиппи… Думаешь, кто-то смог бы?