Измайлов Андрей - Русский транзит

Тьфу, метафоры откуда-то повылазили! Или Брентон же меня и заразил к случаю – эка, просвещенный коп: «зайца» По-голландски знает-выучил! Я вон в голландском уголке Квинса обитаю – а не в курсе. Ну, напрочь задавил интеллектом белобрысый! Еще посмотрим!

Но если попроще: ФБР – элита, полиция – тоже не хило, но не элита (с точки зрения не самой полиции, а с точки зрения федеральных агентов, разумеется). Вот и… вроде наших ментов с нашими гэбэшниками. Младший брат сквозь зубы сносит снисходительность старшего брата, но не упустит возможность вставить фитиля подлинней да потолще.

Короче, Брентон, ткнув носом в листовочку, дал понять: ты, мистер Боярофф, сбоку припека, однако любая информация по делу пойдет тебе, мистер Боярофф, только на пользу.

М-да. Мы и рады бы, да не хочется. Знаю я все эти колумбийские заморочки! То есть не знаю, не знаю! И знать не хочу. Такая жалость, лейтенант, ничегошеньки…

Про Карлоса Вилланову? Тоже ничегошеньки! Откуда, лейтенант?!

Когда-когда? Ах, тогда-а… И что – тогда? И думать забыл, разве всех упомнишь, мало ли к нам в «Русский Фаберже» народу ходит!

Да-а? Сам Карлос Вилланова?! Что вы говорите?! А кто это?

На том и расстались. Не сразу, конечно. Полный день промариновал-таки меня Брентон в 60-м. Полный РАБОЧИЙ день (и почему мне не икается? Лева Перельман, небось, ежеминутно поминал разными словами!).

Да! Говорил я: отдам должное лейтенанту? Говорил. И ведь пришлось отдать. Должное. По мелочи, но напакостил, поганка. Нападение на полицию посредством: свободного падения из окна – абсурд, а вот материальный ущерб – да. И свез меня Брентон в суд, стукнул судья молоточком, и – будьте-нате чек на тысчонку баксов. Верней: будьте-дайте. В полтора часа обернулись. По мелочи!

Ничего себе – по мелочи. Штука! Эх, нет здесь в Америке Сереги Шведа – он бы ихний говенный «форд» выправил за те же полтора часа. Но – нет здесь Шведа.

Вот и будь добр, мистер Боярофф, выпиши чек, накорябай в корешке – чтоб запомнил раз и навсегда! – кому. И – свободен. Пли-и-из!

Характерно: police и please звучит практически одинаково. А «одинаково» по-русски звучит почти как: иди на…

А «заяц» по-искаженно-голландски звучит: кони.

А «мистер Боярофф» звучит лучше «парня» и «дерьма».

И совсем замечательно звучит: «постоянный житель США».

Но пока: «беженец». И – свободен, беги.

И куда мне бежать? К Перельману? Как там, по старой памяти, по совковому кодексу законов о труде: опоздай на семь часов и пятьдесят девять с половиной минут при восьмичасовом графике – считай, опоздание, не прогул. Так то Совок. Да и опоздал я на все двенадцать часов.

И куда мне бежать? К Марси? Попытаться продолжить «работу с автором»? Она мне теперь припомнит, век не забудет «работу с автором»! Ну, стерва, Хеля-Хельга! Век не забуду!

И куда мне бежать? К Хельге, дабы ей в пятак закатать? А куда – к Хельге? Она, стервь, знает, где меня найти и вызвонить. А я – нет. Но когда узнаю и найду – точно, закатаю. И совесть не загрызет: мол, поднял руку на слабую женщину – Хельга покруче иных бойцов-мордоворотов будет…

Или все же загрызет совесть: все-таки если бы не она, быть бы мне… на Литейном, 4… того чище – в бундесовской клетке-решетке. И не быть бы мне здесь, в Америке, да еще с приличным капитальцем, да еще с относительно приличным статусом… Ладно, не закатаю в пятак, не закатаю. Но… но и стервь же!

А виноват получаюсь я! Что за напасть! У бабья, правда, мужик вечно виноват: ты ее хоть жемчугом обсыпь – а чего такой мелкий, скажет. Чихать мне было на женские логические прибабахи: и времен, допустим, тезки-Сандры, и времен, допустим, Маринки-живчика. А Хельга для меня и вовсе – не баба. Бабомужик! Но – Марси… Сам от себя не ожидал.

И тут – не ожидал, не ожидал! – Хельга. Вдруг откуда ни возьмись появилась…

Кстати, Хельга, Хельга! Что за Хельга, откуда?!

Объясняю популярно: Хельга Галински, репортер- «горячая точка», двойное гражданство: США и ФРГ, белокурая бестия, бодибилдинг, стаж знакомства с Бояровым Александром Евгеньевичем – с момента прибытия вышеупомянутого во Франкфурт и по сей день. По сей день – к сожалению.

Гнида Лихарев, черный полковничек, комитетчик сраный, в печень мне пулю не засадил, но изрядный шмат мяса вырвал. Дрожь, вероятно, пробрала. От страха? От ненависти? И того, и другого у него в избытке по отношению ко мне.

А если бы и прострелил он мне печень, пусть бы и башку, пусть бы и всю обойму… – я так и так до полковничка добежал бы, достал бы – и не гияку-цки, не маваши-гери, а по-простому, без затей, с размаха открытой ладонью по уху. Что и сделал. Не напасть-отключить, а дать по морде. Все видели!

Видели. Он, правда, все равно отключился – моя открытая ладонь тоже не ласковый май. Ну а пуля – ей что, она дура. Пуля летит по невидимой касательной – далее по анекдоту. Если кто не знает, могу напомнить… Впрочем, тогда на летном поле, во Франкфурте мне было не до анекдотов. Я туточки рядышком же с гэбэшником Лихаревым и отключился.

Очухиваюсь – будто миг мигнул – а полковничка рядом нет. И – белым-бело. И у изголовья некто в хрустящем халате, но чую – не доктор. Помнится, очухивался я сходным образом на койке выборгской больницы – тоже рожа-сиделка опекала. Но тут-то я не стал интересоваться: мужик, ты кто? Ясно, кто. Хотя он со мной – на неплохом русском. Чувствую себя радисткой Кэт. Ладно, мыслю, младенца у меня не родилось, ни хрена не добьетесь, не вынудите! Дураком, короче, себя чувствую: то ли действительно молчать немей немого, то ли, наоборот, блебетать им всю подноготную. Не знаю…

Я – не Хоннекер, меня немцы выдадут с потрохами по первому требованию и «спасибо» не потребуют взамен. Это же еще восемьдесят девятый был: Горби благодетель, стенку порушил, чего изволите, господа хорошие-перестраивающиеся, тьфу!

Но счастлив мой бог – не соизволили. Больно скандальная история. Опять же крези-Лихарев пальбу устроил, офицер КГБ – во Франкфурте, в аэропорту. Опять же – Серега Швед хоть и в беспамятстве, но живой. Живой свидетель – дождись прояснения и только дай ему рот открыть! (Живой, кстати, паразит! Два письма прислал в Нью-Йорк, бодрячковые, но тоскли-ивые: «моих навещаешь? как там Барабашка? а меня, знаешь, не выпускают! жизнь тут кипит котлом…»). Опять же – репортеры видели-засняли. Скан-даль-чик. Чего хотел, того добился. И оказалось – единственно правильное решение. Поди попробуй меня отсюда вытребовать, поди попробуй навесить лапшу: дезертир, убийца, злостный неплательщик налога за бездетность, хулиган, Буковский-штрих! Поди попробуй обменять меня на… да хоть на Хоннекера. Хрен вам всем, вот что я скажу!

И не только это скажу. Меня ведь запросто могли в Союз переправить не обязательно официальным путем – путем взывания-завывания к прогрессивной общественности. Меня ведь запросто могли обездвижить наркотой, погрузить в багажник и – фройндшафт-митарбайт! дружба-сотрудничество! – сквозь порушенную стенку до близлежащей военной базы советских благодетелей. Благо агентов Штази пруд пруди, что в ФРГ, что в ГДР. Да и наших – тоже.