Измайлов Андрей - Русский транзит

Я вам ТЕПЕРЬ тоже что-нибудь покажу, оставлю неизгладимое впечатление!

Да, это был дом, который мне нужен. Он был обитаем – окна занавешены, свет внутри, и тени. Весь поселок еще спит, а здесь давно встали. Или не ложились, скорее всего.

Я достал пистолет. Толку от него мало, один патрон, но ПМ впечатляет сам по себе. Однако не врываться же мне с ревом: «Ложись!!!». Получу очередь в живот и привет. Навидался в Афгане… Дождаться бы, когда все они сами выйдут, и в полутьме разыграть нечто вроде старого как мир, но всегда срабатывающего «Иванов! Взвод налево! Петров! Справа! Сидоров, держи их под прицелом!». Или… или еще как-нибудь. А вот как?

Обойдя дом, я добрался до гаража. Подвальный гараж. Дверь, тяжелая, капитальная дверь поднята. Я вслушался – в гараже никого не было. Пока не было. Собачки увязались было за мной, но я скомандовал «Место!», и они подчинились. По пандусу я, крадучись, спустился в гараж. Ого! В центре стоял роскошный серебристый «мерседес», я таких и не видел, не рискую определять модель. Гурман директор! Умело сочетает средство передвижения с роскошью. Сюда-то они придут. Судя по суете в доме, как раз собираются мотануть. А на чем, как не на этом красавце! Вот тут-то я их и встречу. Из засады. Есть за чем укрыться, и обзор отличный – в дверном проеме они будут, как на ладони, а там… а там посмотрим.

Пока суть да дело, я обследовал гараж. Всегда услышу, когда они из дома выйдут, успею занять позицию.

Вдоль стен уложено всяческое автомобильное оборудование, какие-то станки заграничного происхождения, коробки с продуктами – знакомые коробки, совсем недавно такие же видел на складе совместного предприятия «Каринко-Виктори». Две полные канистры. По запаху – с бензином. А вот и то, что я искал, – смятый полиэтилен, мешочки-порошочки, остатки… Так просто их не уничтожить. Если только… если только Мезенцев не удумал устроить прощальный фейерверк (да, двух канистр многовато будет только для того, чтобы добраться до границы, а вот чтобы перед отъездом запалить дом, уничтожив все и всяческие улики – в самый раз).

Вовремя я подоспел. И самое интересное оказалось в дальнем углу гаража – люк. Подвал в подвале. Еще глубже. Вероятно, там-то и мастерская. Да, Мезенцев не глуп – упрятано основательно, а найдут – то дача не Мезенцева, дача Грюнберга: «Я ничего общего не имею с этим прохвостом, обманувшим мое доверие!», а не поверят, ну и не проверят – пожарчик Николай Владимирович вознамерился закатить куда эффектней, чем я на Константиновском. Не глуп…

Но до какой степени он не глуп, а я – наоборот, дошло только тогда, когда вдруг раздался гул. Я резко обернулся – стальная дверь гаража медленно опускалась. Заметили. Я бы их расслышал, начни они приближаться. Но не стал Мезенцев приближаться к гаражу, а дистанционно перекрыл выход, обнаружив чью-то тень в освещенной бетонированной коробке. И сработай инстинкт, бросься я к двери, чтобы как тот же Инди Джонс протиснуться в щель, которая все уменьшается и уменьшается, то мишени лучше не придумать. Если к тому же не прищемит…

И ведь сработал инстинкт, почти уже сработал – я прыгнул было к выходу, но еще один инстинкт вынудил меня застыть. Еще раз спасибо Грюнбергу за побитые почки, селезенку, печень. Организм воспротивился резким движениям. Больно! А той секунды, что тело противилось, мне хватило сообразить: стой где стоишь. И к двери я не кинулся. А она закрылась. Отрезала путь.

Да что за день такой! Недолго и клаустрофобией заболеть. Не слишком ли много замкнутых пространств?! Впрочем, здесь несравнимо выигрышней, чем на складе. Руки-ноги свободны, ПМ при мне (один патрон всего, но кто, кроме меня, об этом знает!), а главное, автомобиль – без него они никуда не денутся, так что я-то посижу-подожду, у меня времени более чем достаточно.

Дождался – чуть приоткрылась дверь внутри гаража, та, что примыкала к дому (может, через нее-то меня и расслышали?).

– Шура? – осторожно спросил… да, Мезенцев. Его голос.

– Николай Владимирович? – светски отметился я, дав понять, что узнал Мезенцева, и что, да, это я, Бояров.

– Что ты делаешь в гараже?

Удивительная наглость! Или завидное самообладание.

Ну да меня ни тем, ни другим не удивишь. И в том, и в другом я сейчас кому угодно фору дам!

– Прохлаждаюсь! – действительно прохлаждаюсь, развалившись с комфортом на куче мишелиновских покрышек. Опершись спиной о стену, я поставил ноги на бампер машины, выложил рядом с собой пистолет, вытряхнул из пачки сигаретку, закурил. «Винстон» не мой сорт, но удовольствие я получал не от вкуса дыма, а от самого процесса – и от предполагаемой реакции там, за дверью: покуривает еще! Внезапной атаки я не опасался – входная дверь тяжела и поднимается столь же медленно, сколь и опускается, а между мной и голосом из-за второй двери стоял автомобиль. – Прохлаждаюсь! – повторил я. – А то жарковато пришлось на нашем складе.

– Шура! Все перепуталось! Это недоразумение, пойми! Я ни в коем случае не позволял Михаилу… Я его просил! Я ему приказал! Шура, он плохой человек! Шура, он тебя бил? А ты… Ты сдал его в милицию? Нужно было сдать его в милицию! Сразу же! Ты не представляешь, что это за человек!

– Слушай, ты! Директор! Ты о чем?! О Грюнберге, что ли? – ценю умение Мезенцева беспокоиться о здоровье сотрудника и при этом выуживать ответы на интересующие его вопросы! – Понятия не имею, где твой Грюнберг! А жарковато – я в том смысле, что на складе «Каринко-Виктори» пожарчик вдруг случился, а я, как назло, совсем рядышком был.

– На складе?!! Что там?!! Как?!! – все же место директора Мезенцева – на месте директора Мезенцева. Вот ведь, уже мысленно за кордоном, уже все оборвал, уже возврата нет, а он заволновался – и ведь искренно! Ну что ему за дело, как там, на складе, на ЕГО складе.

– Дотла! – поддразнил я. – Увы, Николай Владимирович. Дотла. Со времен Бадаевских такого масштаба никто не припомнит. Так что… погорели вы, Николай Владимирович.

– А Грюнберг? – напомнил директор, уже не маскируясь под заботливого старшего товарища. – Грюнберг?

– Тоже погорел! – лениво сообщил я, как о чем-то, не стоящем внимания.

– В каком смысле?

– А в каком смысле вас бы больше устроило, Николай Владимирович? Чтобы он при пожаре погиб или чтобы в Большом Доме сейчас сидел?

Директор промолчал. Выжидал. А что, собственно, он мог ответить?

– Да-а, плохонького вы себе администратора выбрали, Николай Владимирович. И боец в рукопашном никудышный. И в связях, порочащих его, замечен. И болтлив не в меру.

– Ты прав, Шура, ты прав! Помнишь, я тебе еще об этом по телефону сказал? Я как раз его собирался менять. Шура! Послушай меня, сынок, у меня к тебе конкретное деловое предложение.