Измайлов Андрей - Русский транзит

Выбрать-то выбрал, но им еще надо стать. Трижды-четырежды звучало сегодня «Комарово». И у директора, и у Грюнберга. Они считали, что ничем не рискуют, – я-то, по их мнению, уже ничего и никому не скажу. И я-таки не сказал. За двумя зайцами погонишься… Либо в порт, либо в Комарово. В порт – Головнину. В Комарово – мне. Скажи я Головнину еще и про Комарово, он бы послал меня куда подальше: ври да не завирайся. Избыток информации иногда хуже, чем ее недостаток.

Так что я как-нибудь сам. Помощи ждать неоткуда. Помешать – да, могут в любую минуту. Я ведь пока в розыске, да и пожарные бойцы давно спохватились, отзвонили куда только служебных номеров хватило. Оно, конечно, удобно и безопасно звонить из ярко-красной «Волги» на полном ходу комитетчику – ни в жисть не засекут, а засекут, не догонят. Но неудобно и опасно гонять на ярко-красной «Волге», которую видно за версту, идеальная… мишень. А мне надо, надо благополучно добраться до Комарово. Ведь не исключено, что Валя повесил трубку и лег спать, ну, поворочался в раздумьях, опрокинул стаканчик и уснул чутким профессиональным сном. Никакого решения – тоже решение. История с Перельманом запросто имеет шанс повториться. Но это будет уже история с Головниным. Поэтому оставлю-ка я порт на совести или на бессовестности Комитета, а дачку директорскую – себе. И если кагэбэшники ничего не добьются в порту, то я добьюсь: кроме меня самого, никто не докажет мою же невиновность… ну, относительную невиновность.

Я изредка прикладывался к бутылке виски, прихваченной со склада на Константиновском – обезболивающее средство, а голова раскалывалась, уж очень большая нагрузка на нее сегодня выдалась… и физическая, и умственная. Перебрать не боялся, экстремальность ситуации мобилизовывала.

Дачу-то я отыщу, бывал пару раз. Уважаемый Николай Владимирович играл в тот самый западный демократизм, в отличие от того самого отечественного панибратства: зазывал избранных подчиненных на шашлычки. Неподалеку и домишко Грюнберга, но с ним сложней, только проездом видел, мельком.

Я миновал окружную железную дорогу. Вот и Парголово уже. Пора сворачивать. Для того-то я и выбрал Выборгское шоссе – на Приморском проскочить незаметно контрольный пост ГАИ невозможно, кругом болота… и парни с КП шутить не станут, у них и «Калашниковы» имеются. Чем дальше от них, тем здоровей буду.

Не доезжая до подъема в гору у самого Парголово, я свернул влево и пригородными улочками выбрался на совхозные поля. В сухую погоду есть там одна дорожка, а по ней – на Горское шоссе, обогнув пост гаишников.

Конечно, и на трассе встречаются мобильные группы автоинспекции – на мотоциклах, даже на «мерседесах». Но, сидя за рулем, я не особенно их опасался. Еще посмотрим кто кого!

И на даче – посмотрим. Чего я хочу добиться на даче, твердо не сказал бы. Трудно прогнозировать, не зная сколько их там. Грюнберг-то в порту, да. Но в одиночку ли отправился директор на дачку? Точно, что отправился – больше ему некуда деваться. Он умней Мишеньки, он осознал, что так или иначе «Демьян» засвечен (информация Зотова, плюс мой с ним, с Мезенцевым, телефонный разговор, при котором рядом со мной еще кто-то был, а где гарантия, что этот кто-то не из органов, как бы Бояров ни отнекивался). Береженого бог бережет. Лучше пожертвовать малым, но сохранить большее. Груз героина – не такое и малое. Но свобода, зеленая улица за кордон (не морем, так сушей, через Выборг) и «кое-что из вещей» с комаровской явки – несравнимо большее. А за кордоном, уверен, директор не пропадет – счет у него не в одном тамошнем банке, и солидный счет.

Лишних свидетелей Мезенцеву не нужно, однако нелишне иметь одного-двух телохранителей. Так? Или не так?

Не знаю. Посмотрим. Короче, ввяжемся в драку, а там…

Приехали! Комарово. Переулками, в рассветных сумерках ориентироваться было не так просто – дача директора, вот она! На самом малом газу, как можно бесшумней, я буквально прополз мимо нее дальше, к лесу, и заглушил машину.

Где-то радом, через два забора заголосила чья-то жучка. Пришлось сделать крюк и подойти к дому задворками. Полная тишина, темень. У Мезенцева две собаки – ротвейлер и южнорусская. Что-то не слыхать. А они злые, тренированные.

Я поцокал языком – собак не боялся, мы с ними за те два-три визита подружились. Никакой реакции. Неужели я опоздал?! И товарищ Мезенцев на полном ходу драпает к границе, за которой он станет мистером Мезенцевым. А я тогда остаюсь дерьмом на палочке – смердящим и у всех на виду.

Нет, не может быть, не должно быть!

Я перескочил через забор. Обошел дом. Все заперто наглухо. Непохоже, что тут вообще сегодня кто-то был. Никого.

А если?.. А ведь вполне вероятно!.. Если и есть в Комарово подпольная мастерская по перепахиванию «Туборга», то не у директора, а у Грюнберга. И Мезенцев снова в стороне, он не станет подставляться. Зачем? Когда есть рядом компаньон, и дачи рядом. Козлы отпущения обходятся в копеечку, чтобы чувствовать себя хозяином жизни и не подозревать, что тебя держат за козла. Но это как раз тот случай, когда овчинка стоит выделки. Ай, Грюнберг, видно, природой тебе предназначено быть козлом: в порту ли, на даче ли!

Ночная езда на пожарной машине по закоулкам подняла бы на нога весь поселок. Потому я предпочел искать на своих двоих. Искал довольно долго – и не столько я нашел, сколько меня нашли: мокрое сопение и подскуливание. Повезло! Если бы Мезенцев не перевез своих собачек к Грюнбергу, найти его дачу в темноте было бы непросто.

Я цокнул. Скулеж стал еще радостней, собачки узнали меня. Еще бы! «Покажи нам что-нибудь, а?» – попросил Мезенцев в разгар шашлычков. А чего ж не показать, если внутрь уже принято более чем достаточно? Привкус все же какой-то был: мол, а теперь позабавь барина и почтеннейшую публику. Потому я и сказал: «А чего ж не показать?! Только мне партнер нужен. Кто согласен на спарринг?». Желающих не нашлось. То-то же! «Собачки не годятся?» – как бы пошутил Мезенцев. «Сгодятся и собачки!» – отшутился я. И Мезенцев сказал: «Фас!». Это, конечно, было игрой, не всерьез. Но собачки-то шуток не понимают. Короче, мы с ними напрыгались тогда, и я держал улыбку до последнего, до того, пока директор не скомандовал: «Фу!» и не пояснил собачкам: «Друг!». Так что… друг я. И для ротвейлера, и для южнорусской, и для Мезенцева. Обошлось даже без разодранной одежды. А будь на моем месте тогда мастер квалификацией хоть чуть пониже – в клочки не разорвали бы, но весело бы не было. Тот же Ленька-птенец, он бы просто прихлопнул хоть одного из псов-волков – извиняйся потом перед хозяином. А так – и волки… целы, и овцы сыты. И извиняться стал Мезенцев: «Саша, получилось как-то по-дурацки. Ты, надеюсь, не обиделся? По-моему мы немножко того… лишнего приняли, а?». И я же его успокаивал, башка оловянная: «На-армально, Владимыч! Даже интересно!». Стойкий оловянный солдатик. «Покажи нам что-нибудь, а?»…