Марен Ледэн - Вирусный маркетинг

Вокруг меня танцуют нарисованные первыми лучами солнца тени-фигуры. Настоящая орхестика, [20] Орхестика — искусство танца, пластических движений в античности. Один из разделов гимнастики. воплощенные в сотне оттенков красного забавы и страдания Астарты и Астарота, Ваал-Верифа и жителей Сихема. [21] Сихем — известный хананейский город в Самарии, часто упоминается в Ветхом Завете.

Красный цвет влечет меня. Он символизирует новую жизнь, новые цели, поставленные передо мной богами. Несмотря на юность, я осознаю, что я всего лишь орудие в их руках. И принимаю это. Красный цвет — кровь, которую я добровольно приношу им в жертву, даже если она и так принадлежит им. Страдание необходимо для успешного выполнения миссии.

Мое страдание.

Его миссия.

ГРЕНОБЛЬ,

7 октября 2007

Камилла бесшумно появляется с чашкой кофе в руке. Даже в таком виде она красива — с взъерошенными волосами и еще розовыми от сна щеками, с отпечатавшейся над правой бровью складкой подушки.

— Вкуснятина — эти твои кусочки жареного сала, я их съела с удовольствием… а яичница, ммм… превосходная!

— Не преувеличивай… Сегодня вечером приглашаю тебя в ресторан.

— Ты давно встал?

— Кажется, часа три назад. Уснул, как пьяный, прямо за столом. Я и не заметил, как время пролетело.

— Очень мило, что дал мне выспаться.

— Скажешь тоже, да я гремел, как слон в посудной лавке, но тебя разве разбудишь?

— Придурок!

— Вертихвостка…

Они улыбаются.

Она отпивает из чашки два глотка и закуривает сигарету. Натан тоже. Несколько минут они стоят молча и, пока их мысли блуждают где-то далеко, наблюдают, как поднимаются вверх завитки белого дыма.

— А как работа, продвигается?

— Да, и неплохо…

Потом:

— Я откопал довольно странные вещи.

— Расскажешь?

— Может, тебе это и не покажется интересным.

— Не волнуйся, мне все равно нужно отвлечься.

Натан докладывает ей о положении дел, не опуская никаких подробностей, даже самых деликатных. Он пользуется возможностью выдвинуть гипотезы, пересмотреть некоторые неясные моменты. Она внимательно слушает, хмурит брови и время от времени закатывает глаза. Камилла — настоящая феминистка. Она не из тех, кто останется равнодушным к его рассказу.

Когда Натан заканчивает с изложением, на часах уже 15.30. По-прежнему нет звонков от Дени или Александра. Ничего полезного для исследования. Камилла молча стоит напротив, ее взгляд блуждает в пустоте.

— Что ты об этом думаешь?

— Кругом полно психов.

— Мне нужно разобрать кучу документов, поможешь?

— Что ж, я все равно ничего не планировала на сегодня, как и на ближайшие две недели.

Камилла улыбается.

— Почему бы и нет? Я всегда мечтала порыться в бумагах… как ты.

Она пристально смотрит на него пару секунд.

— Но у меня нет нужного образования…

— Ты же прекрасно знаешь, что я считаю подобные рассуждения смешными. Кто угодно может заниматься тем, чем занимаюсь я.

— Если только у него есть время!

— Вот именно, старушка… вот именно. И я позволяю себе эту роскошь уже больше пятнадцати лет, с тех пор, как начал работать на факультете.

— Аминь.

Они смеются как дети, потом Камилла принимает душ, и они берутся за дело. Натан выдает ей стопку документов, которые нужно просмотреть и рассортировать.

— Распоряжайся ими, как хочешь.

Они дают друг другу час или два, чтобы потом сопоставить выводы.

— А после этого пойдем заморим червячка в центре города и достойно отметим твой приезд в гренобльские земли. Заметано!

Камилла согласна.

«Она поможет мне выиграть время».

— Братишка…

— Ммм?

— Я рада, что я здесь.

Но он, пожалуй, рад еще больше.

«Женское присутствие».

Поэтому он долго тосковал по Дельфине. Ему всего лишь нужен кто-то, с кем можно помолчать. Улыбнуться. Ничего не говоря.

«Помешанные».

Натан не находит других слов, чтобы описать секту трансгуманистов.

Есть религиозные фанатики, а это — фанатики технологий.

Главная идея их доктрины в том, что западная система образования, политические и социальные реформы не позволяют человеку стать лучше. Философы эпохи Просвещения убраны в шкаф. Их набили соломой и положили под стекло. Слишком они отстали от жизни. По мнению трансгуманистов, нужно стремиться к научно-техническому прогрессу, это единственно возможный путь к улучшению мира. Прогресс как замена мессии, полукапитализм, полуанархизм.

Адепты этой теории, по всей видимости, — упертые фанаты, проникшиеся ею до мозга костей. Мутанты, пророки-менеджеры, неокапиталисты с дефективными нейробиологическими имплантатами. Защитники культуры, записанной на CD и внедряемой непосредственно в геном человека.

Тем не менее проповедники всеобщей технологизации, объявившие войну живому, твердо стоят на ногах.

«За них можно не волноваться».

Все эти красивые идеи, должно быть, поддерживаются крупными международными экономическими консорциумами. Ведь дело сулит им значительные прибыли.

Бабки.

Натан научился относиться к современным революционным гениям настороженно. Они есть повсюду, но отдают предпочтение северным странам, особенно много их собралось в Калифорнии, Англии и Франции. Они просачиваются в общественные движения, в интеллигентскую среду, в университетские лаборатории и центры фармацевтических исследований.

«Под видом маркетинга и научного беспристрастия».

А управленческая точка зрения всегда приветствуется: для всех этих менеджеров маркетинг — изобретение века. Смазка для промышленников, которым не хватает средств социального контроля. Можно больше не завидовать Старшему Брату. [22] Имеется в виду диктатор из романа Оруэлла «1984», следящий за подданными с помощью телевизионных устройств, находящихся в каждом помещении. (Прим. ред.) Всевидящее око больше не следит за каждым со стороны — оно у каждого в голове. Вот в чем великая сила маркетинга, безболезненного, бесцветного и донельзя туманного. Это высокое искусство. Тоталитарное сознание начала XX века с радостью применило бы его, но не додумалось до такого.

Натан бормочет:

— Нужно быть ненормальным, чтобы представить подобный сценарий.

И ни слова в национальных СМИ или традиционной прессе.

«Странно».

Для широкой публики это не афишируется. Хотя тема невероятно заманчивая, теле- и радиостанции наверняка польстились бы. Удивительно, что они молчат.

Затем он пролистывает серию статей о военном потенциале этих идей и наконец останавливается, упав духом. От Дени и Александра по-прежнему ни звонка. Он начинает беспокоиться. Снимает трубку и набирает номер лаборатории. Никого. Пробует дозвониться Дени на работу: снова одни гудки.