Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

Выйдя из кабины, он ощутил, что буквально плавится от пота. Маленькое закрытое помещение прогрелось, должно быть, градусов до сорока пяти. Несколько секунд он постоял, читая частные объявления. Там было все: от эротического массажа до курсов китайской кухни, включая заказы на перевод, висели отрывные «язычки» с номерами мобильных телефонов.

Он пожал плечами, пошел дальше по бульвару, дошел до метро и решил вернуться домой. Убийства закончились, начиналась вторая часть плана. До сих пор ошибок не было. Теперь ставки становились больше, а риск огромный. Он собирался пойти к врачу взять новый рецепт на нейролептик.

Полицейские обступили Леонса Лежандра.

— Я бы скорее подумал на естественную смерть не больше нескольких часов назад — конечности еще не закоченели. — Себастьен Морен пошевелил рукой покойного.

К великому облегчению Себастьена и Ингрид, участковые полицейские захватили с собой пачку латексных перчаток.

— Действительно, следов насилия нет, — сказал один из местных.

— Не может быть, опять вы тут! Вы что, абонемент взяли или вам здесь просто понравилось? Труп за трупом, а этот вообще на одной площадке со вчерашней дамой! Должно быть, в округе убийственный микроклимат!

Все полицейские обернулись на знакомый голос Мохнатого Глаза. Судмедэксперт обращался, собственно, к ребятам из криминальной полиции. Они в двух словах и рассказали, в чем дело.

— Не спешите, друзья, не доверяйте первому взгляду! За смертью может скрываться другая смерть. Думаешь, это убийство, а она естественная, и наоборот. Приоткройте-ка окна да зажгите свет!

Все полицейские молча встали в кружок вокруг доктора. После первичного осмотра они сняли с тела одежду. Эксперт дотошно изучал все части тела. Минут через десять он с трудом поднялся, неуверенно скривившись.

— Не могу сказать наверняка: то ли естественная, то ли убийство. А когда так, то и думать нечего: аутопсия.

— А в чем сомнение?

Врач авторучкой вместо указки показал на несколько точек на трупе.

— В пользу естественной смерти: нет явных признаков насилия, спокойная поза в кресле, возможные проблемы с сердцем, осложнившиеся в жару, как и у многих пожилых людей сейчас.

Полицейские внимательно смотрели, а эксперт продолжал объяснять:

— В пользу убийства — пятна у рта и носа, которые могут быть результатом удушения, и ссадины на локтях, как будто он падал на спину.

Часов в шесть вечера Жаннетта Лежандр вошла в квартиру и расплакалась, увидев, как отец лежит на полу, накрытый простыней (это сделал один из полицейских, выслушав объяснения судмедэксперта).

— Что с ним? Что такое? Он утром хорошо себя чувствовал. Отчего он умер?

Жаннетта вертела в руках маленький розовый платочек и смотрела то на одного полицейского, то на другого. Мужчины мялись и упорно поглядывали на Ингрид Сент-Роз, как бы говоря: «Ты будешь тактичней нас, ты знаешь, что надо говорить женщинам». Ингрид кивнула, что могло означать: «Ребята, я, конечно, не подкачаю, но вам это припомню». Мужчины все-таки не решались заговорить: им всегда бывало не по себе, когда нужно было объявить о смерти или объявить причину смерти родным покойника.

Ингрид взяла Жаннетту Лежандр под локоть, отвела в сторонку и очень деликатно и нежно объяснила: чтобы выяснить причину, нужна аутопсия.

Себастьен Морен тем временем вызывал похоронщиков забрать тело. Когда Леонса Лежандра увезли, по обыкновению, в черном пластиковом пакете, полицейский из округа подпер дверь квартиры тем, что оказалось под рукой и опечатал.

Мистраль слушал Морена, Сент-Роз, Кальдрона и Дальмата стоя, разглядывая притом фотографии квартиры и тела Леонса Лежандра, сделанные криминалистами.

— Что говорит судмедэксперт?

— Аутопсия. Он сказал буквально следующее: «В пользу естественной смерти: нет явных признаков насилия, спокойная поза в кресле, возможные проблемы с сердцем, осложнившиеся в жару, как и у многих пожилых людей сейчас».

— А об убийстве он наверняка подумал из-за пятен на лице и ссадин на локтях. Придется подождать, но я, честно говоря, не верю в такие совпадения. Вопросы есть?

Полицейские молча покачали головой.

Себастьен Морен застегнул шлем, натянул перчатки и поехал с набережной Орфевр домой в Венсен. Стояла жара, но на мотоцикле, если поднять забрало шлема и ехать не останавливаясь, чтобы ветер бил в лицо и задувал под шлем, было очень приятно. Он проехал мимо Дворца правосудия и свернул направо на мост Менял. Вверх по Сене шел речной трамвайчик, битком набитый туристами, освещая всеми своими прожекторами фасады славных памятников архитектуры, выстроившихся вдоль реки. Морен смотрел, как огни трамвайчика «проползают» по фасаду зданий, где работает бригада охраны несовершеннолетних на набережной Жевр, а на другом берегу — по тыльной стороне Госпиталя.

Зажегся зеленый свет, и Морен сорвался с места. Машин было мало, дорога свободна, и у перекрестка перед мостом Сюлли он немного сбросил скорость. А надо было, очевидно, прибавить, чтобы побыстрей проскочить перекресток. С моста на огромной скорости вылетела большая машина, не останавливаясь на красный свет. Водитель набирал номер на мобильнике. Морен решил в последний момент взять влево и газануть. Но было поздно. Тяжелый автомобиль врезал мотоциклу по заднему колесу и бросил на дерево. Морен взлетел в воздух и приземлился на бордюре тротуара. Ноги тут же пронзила боль. Автомобиль помчался дальше по бульвару Генриха Четвертого.

В три часа ночи дежурный по штабу разбудил Мистраля. Тот ворочался в полудреме с неприятными сновидениями. Он снял трубку с сильно бьющимся сердцем, толком не понимая, сон это или явь.

— Простите, что пришлось вас будить. Морен попал в аварию на мотоцикле, он лежит в Сальпетриер с переломом обеих ног и ушибами по всему телу.

Слова Мистраль понимал, но с мыслями собраться никак не мог.

— Опасность велика?

— Ему все-таки сильно повезло. Ничего особенно страшного, но увидим мы его не скоро. Тот, кто его сбил, не остановился, ночные патрульные бригады оповещены.

— Когда можно будет прийти в больницу?

— Врачи говорят, после обеда, не раньше.

Мистраль лег обратно. Клара расслышала слова «Опасность велика?» и спросила, что случилось. Мистраль рассказал. Она не поняла ровным счетом ничего, но переспрашивать не стала: Людовик уже опять засыпал.

1984 год.

Мне снились очень страшные сны. Правда страшные. Из тех, от которых просыпаешься весь разбитый, сердце бьется, ноги ватные, дышать не можешь и хочется плакать до тех пор, пока не соображу, что это был кошмар. За две недели два раза. Жуть! Первый — будто мой пес Том умер. Я вскочил, весь зареванный, и побежал в большую комнату, где он спит. Пес был жив-здоров, спал сном праведника. Когда увидел меня сквозь сон, приподнял красивую морду и хвостом завилял — он всегда меня рад видеть, в любое время! Я уже вправду испугался: Том мой единственный друг и слушает меня всегда не шевелясь, только в глаза глядит. Иногда я уверен, что он все понимает. Наверное, я ему еще не все рассказал. Боюсь, как бы сон не оказался вещим: как-нибудь встану, а Том лежит мертвый.