Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

— Я бы вместо витамина C лучше лег бы и выспался.

— Оно конечно, только дело в том, что я сплю урывками, даже когда совсем с ног валюсь. Никак не получается спокойно поспать несколько часов подряд. После этого дела возьму быка за рога и сделаю все, чтобы вернуть нормальный сон.

— Ну да, только если дело не слишком затянется. А то я не знаю, как вы его закончите. Как бы вас этот бык сам на рога не поднял!

Мистраль слабо улыбнулся.

— Венсан, а вы не забыли послать людей на ту улицу, где нашли рюкзак? Что там такое?

— Не забыл. Это улица Монсе. Пакистанец показал ее на карте округа. Трое ребят из отряда Гальтье повезли его туда, чтобы он показал, где точно лежал рюкзак, и сфотографируют это место. А потом собираются съездить туда еще раз — порыскать по этой улице и по соседним.

В греческом ресторане обедали еще несколько полицейских с набережной Орфевр, и Мистраль на пару секунд остановился у их столика переброситься парой слов по-приятельски.

После обеда Мистраль и Кальдрон минут за десять пешком дошли до квартиры на улице Сены. Им встречались сотни туристов, гуляющих по Парижу с планами города в руках, с фотоаппаратами на шее, в бейсболках и солнцезащитных очках.

В вестибюле дома полицейские ощутили значительно ослабевший, но еще не выветрившийся трупный запах. Мистраль снял красно-белую бумажную ленту с надписью черными буквами «Полиция, место преступления». Дверь, взломанная пожарными, была просто заткнута на бумажку: слесарь, вызванный сделать временный замок, должен был появиться только через день-другой.

В квартире запах держался стойко, несмотря на приоткрытые окна. Оба полицейских непроизвольно и очень отчетливо припомнили, как лежало тело Шанталь Коломар. В долю секунды Мистраль убедился в своем предположении и обернулся к Кальдрону.

— Ну что, Венсан, ничего не видите?

Кальдрон внимательно осматривал все, что находилось в гостиной: мебель, маски на стенах, картины.

— Обстановка, пожалуй, перегружена, а так нет — никаких идей.

Мистраль подошел к стене, на которой висела серия масок с венецианского карнавала. Кроме них, там была квадратная рамочка примерно сорок на сорок сантиметров.

— Вот это? — Кальдрон удивленно посмотрел на Мистраля.

— Да. Что это, по-вашему, такое?

— На первый взгляд может быть картина современного искусства. Похоже на обложку модного журнала и какие-то слова по-английски.

— Да, так действительно можно подумать. А вот и нет.

Мистраль подошел ближе, натянул латексные перчатки и снял рамку со стены. Он положил ее на стол тыльной стороной вверх, осторожно вскрыл ножом углы бумаги и перевернул. Это было зеркало.

— Зеркало, завернутое в бумагу? — изумился Кальдрон.

— Наш убийца совершенно не выносит собственного вида. Это один из симптомов шизофрении: часто шизофреник просто не узнает себя в зеркале и часами гадает, кто перед ним.

— Как вы догадались? — Кальдрон в замешательстве смотрел на Мистраля.

— Меня навели на мысль слова судмедэксперта, которые передал Фариа. Доктор сказал: «Ваш деятель, должно быть, сильно не любит себя, и ему не нравится то, что он сделал». Признаться, я немало думал об осколках зеркала, которые он все шесть раз втыкал в лица женщин. И еще о том, что он не входил в ванную комнату. Там наверняка тоже есть зеркало, а этого он уже не может вынести. А убедился я в своей правоте, когда пересмотрел протокол и видеозапись осмотра места. Только в одной квартире — у Коломар — на стене была рамка, обтянутая бумагой. Это могло быть замаскированное зеркало.

— Честно скажу, я этих психологических подробностей об убийцах не знаю.

— Это ничего, сыщик обычно и не должен заниматься такими связями. Но мне эти штуки страшно интересны.

— А какая связь между замаскированным зеркалом и разбитым?

— Разбитое зеркало — это разрезанное лицо. Шизофреник в зеркале часто видит себя как бы разорванным, и ему это не нравится. Психиатры это называют «внутренний разрыв психики». У такой разорванной личности нет эмоций, нет душевных состояний, он даже не понимает, когда ему говорят о сопереживании.

— А что он чувствует, когда видит себя в зеркале?

— Думаю, он чувствует опасность, потому что не узнает себя. Знаете ли, Венсан, что в психиатрических больницах нет зеркал? Когда больные видят себя и задаются вопросом: «А кто я такой?» — они проваливаются в бездну недоумения.

— А как он обходится дома?

— Если мы его выследим, думаю, убедимся: в квартире у него либо нет зеркал, либо все они закрыты. Я передам это зеркало и бумагу в лабораторию, нет ли на них ДНК и отпечатков пальцев.

Полицейские вернулись в машину, оставленную неподалеку от ресторана, и решили провести такую же проверку в квартирах Норман и Димитровой.

У Элизы Норман не оказалось ничего подобного — никаких зеркал за бумагой. Зато, открыв дверцы стенного шкафа, они увидели два больших зеркала. Кальдрон обратил внимание, что криминалисты искали на этих дверцах следы убийцы.

— Если бы он увидел два таких громадных зеркала, он бы налетел на них, как пушечное ядро!

— Может быть, — согласился Мистраль. — И пожалуй, разбил бы их вдребезги.

— Такая же проверка у Димитровой не дала результатов. Кроме зеркала в ванной, у молодой журналистки зеркал в квартире не было.

— Надо попросить жандармов проверить, нет ли в домах, где они расследовали убийства, каких-нибудь замаскированных зеркал.

Ровно в 16.00 судебный следователь Николя Тарнос положил на стол объемную папку с надписью большими черными буквами: «Жан-Пьер Бриаль». Он тоже держал в уме, что сыскная бригада в Париже расследовала убийства, идентичные тем, что вменялись Бриалю. Размышляя, в какую сторону может пойти следствие, Тарнос несколько минут тщательнейшим образом протирал очки. Следователь не был уверен, можно ли обвинять Бриаля в этих убийствах, и ожидал серьезной атаки со стороны адвоката, который почувствовал его неуверенность. У секретаря суда тем временем уже почти все было готово для ведения протокола допроса Бриаля.

Стук в дверь прервал размышления следователя. В двери стоял жандарм и отдавал честь по всей форме.

— Обвиняемый и его поверенный прибыли, господин следователь.

— Впустите.

Вошли еще два жандарма, занимающиеся перевозкой заключенных, привели Бриаля в наручниках. За ними шел адвокат. Следователь указал ему с Бриалем места перед своим столом, жандармы уселись поодаль.

Следователь отметил, что Бриаль растолстел еще больше. Заключенный еле влезал в потертые синие брюки и потрепанную синюю клетчатую рубашку с полурасстегнутыми пуговицами, из-под которых виднелся пупок. Бриаль, толстый, жирный и рыхлый, несколько дней не брился: длинные сальные волосы были зачесаны назад и собраны в конский хвост. Арестант равнодушно смотрел на следователя маленькими свинячьими глазками. Непонятно почему, Бриаль вздохнул. Казалось, больше всего на свете его интересовали собственные жирные руки с грязными ногтями. Он вел себя так, словно у него вечность впереди. Его энергичный сухопарый адвокат не скрывал нетерпения, когда же Николя Тарнос начнет допрос. А следователь знал, что адвокат готов пойти на штурм.