Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

— Наверное, Бергер не знал об этом во время передачи?

Вильям пожал плечами:

— Сначала я решил, она передумала. Что все-таки решила не оказывать Бергеру услуги и не явиться. Но все, кто знает Майлин, считают, что она не из тех, кто меняет решение.

Булочки подогрелись, он вынул их из микроволновки, положил на блюдо. Достал сыр и варенье.

— После окончания «Табу» я был уверен, она появится в Лёренскуге. Мы сидели и ждали — Таге, и Рагнхильд, и я. А потом начали названивать. Посреди ночи мы позвонили в полицию. Они не смогли ничего сделать, пока я не перезвонил на следующий день. Тогда меня попросили зайти и дать показания.

Лисс облокотилась на стол:

— Ты им рассказал о Бергере и о встрече, которую она планировала?

Вильям плюхнулся на стул:

— Конечно. Но их больше интересовало, чем я занимался в последние сутки.

В его глазах она заметила страх. «Муж или любовник — первый подозреваемый», — подумала она. Был ли Вильям в состоянии совершить нечто подобное? И что это подобное? Вдруг она поняла, что смотрит на него такими же испуганными глазами. Она извинилась, отодвинула тарелку с горячими булочками, вышла в коридор и поднялась наверх.

Там она свесилась над унитазом и представила голое тело Майлин в темноте.

— Она мертва, — пробормотала Лисс. — Майлин мертва.

Она шла в центр по Саннергата. Машины ехали навстречу, оставляя за собой пыль и шум. У моста она свернула, пошла по пешеходной дорожке вдоль реки. Остановилась у скамейки, не садясь. Шел легкий снежок, и на увядшей траве двое мальчишек гоняли мяч. Женщина в бирюзовом костюме, укутанная в шаль, что-то им кричала резко и пронзительно на непонятном языке. Мальчишки не слушались и мчались вниз по берегу реки.

Что же было в Вильяме, что вызывало у Рагнхильд странные предчувствия? Может, просто ревность оттого, что Майлин выбрала его?.. «Вильям не просто обескуражен, — думала она. — Не просто испуган». Или ей показалось? Иногда она была уверена, что замечает, когда люди ей врут. Может, это тоже только показалось?

Пока она шла, снег перестал. Столпы света просачивались сквозь облака. Казалось, солнце хочет пробиться наружу. Она зашла на кладбище Спасителя. Завибрировал мобильник. Она увидела номер Рикке и ответила.

— Лисс, куда ты пропала? Пытаюсь найти тебя уже несколько дней.

— Я в Осло.

Не успела Рикке спросить, Лисс уже рассказала о Майлин. В нескольких словах. И на другом конце замолчали.

— Мне пришлось ехать домой.

— Сначала Зако, потом твоя сестра. Это безумие какое-то!

— Они выяснили, отчего он умер?

— Я была на допросе. Зако был у меня в квартире, перед тем как отправиться домой.

Она наверняка боялась, что Лисс спросит, чем они там занимались.

— Все в порядке, Рикке. Не надо мне всего рассказывать.

На другом конце раздался жалобный крик:

— Я редкая сука, Лисс! Понимаю, отчего ты была в ярости.

— Я не в ярости. Что говорят в полиции?

— Они расспросили меня обо всем. Когда он выехал, что мы принимали? Был ли у нас секс? Поехала ли я к нему потом? Очень было гадко. Знаю ли я, отчего у него передоз? Еще про тебя спрашивали.

— И что ты сказала?

— А что мне было говорить? Ты же не видела его больше недели. Так?

— Да.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю.

— Понятно.

— Что?

— Что тебе сейчас очень херово.

Дверь внизу была заперта. Она взглянула на фамилии на звонках, нашла Майлин. Под ней еще одну знакомую фамилию. Пока до нее доходило, как они связаны, она уже развернулась, чтобы уйти. Постояла немного и передумала, позвонила в другой звонок. Написано было: «Т. Габриэльсен». Женский голос спросил в домофон, по какому поводу. Лисс назвалась, дверь открылась.

На лестнице пахло плесенью. Древесина сносилась, и штукатурка облупилась. Из двери на втором этаже вышла женщина:

— Значит, ты Лисс. Майлин рассказывала о тебе. Я — Турюнн. Это ужасно. То, что мы незнакомы. Ну, ты понимаешь.

Лисс не ответила. Эта Турюнн, которая и была Габриэльсен, была лет тридцати. Она доставала Лисс до подбородка, зато была довольно полной. Волосы средней длины смоляного цвета, но корни выдавали их настоящую седину.

— Офис Майлин на третьем. У тебя есть ключ? Я жду клиента. Скажи, если понадобится помощь. — Когда Лисс уже прошла половину пролета, она продолжила: — Кстати, а что ты ищешь? Полиция здесь уже была. — Она вздрогнула, сняла очки и протерла глаза.

— Ничего особенного, — ответила Лисс. — Просто хочу посмотреть ее кабинет.

«Хочу поискать ее», — могла бы она сказать.

Женщина кивнула, будто бы понимающе.

На третьем этаже Лисс заперлась в комнате, служившей приемной. Диван, несколько стульев, радио на столе в углу, плакаты на стенах. Две двери вели дальше. «Психолог Пол Эвербю» — было написано на одной из них. И снова ей захотелось отсюда уйти. Какая-то боль в животе опустилась в самый низ. «Не Полу Эвербю решать, что мне делать, а что — нет», — подумала она и отвернулась от его двери.

На второй было имя Майлин на латунной табличке. Лисс взглянула на связку запасных ключей, которые дал ей Вильям, выбрала самый большой и заперлась в кабинете. Он был не очень просторный, но с высокими потолками, как, наверное, все комнаты в этом старом доме. И здесь тоже краска начала отшелушиваться, но обветшалость была отчасти скрыта ковром на стене с изображением двоих детей, тянущихся к солнцу. И рыжеватым толстым ковром на полу, очень приятным на ощупь. Стол Лисс сразу узнала — бабушкино наследство. Он был из темного дерева и великоват для кабинета. Над столом висели три полки с книжками и папками.

Она села в рабочее кресло, наклонилась над столом. Вид улицы внизу, трамвайные провода, светофоры. Она сидела там долго. Где-то в глубине кабинета был голос Майлин. Если закрыть глаза и напрячься, можно его услышать.

«Как ты справишься, Лисс?»

Майлин решила помогать тем, кому хуже всего. Она занималась людьми, пережившими самое ужасное. Нападение. Насилие. Инцест. «Теми, кто имел все основания чувствовать себя ужасно, — подумала Лисс. — Не такие, как я, у кого были возможности, но они от них отказались». Она скользнула взглядом по папкам на полках, Майлин написала на обложках их содержание. На корешках книг были известные имена: Фрейд, Юнг, Райх. Других она никогда не слышала: Игра, Бион, Ференци, Кохут. Лисс иногда испытывала такое же любопытство, как сестра. Понять, как все в мире связано. Как нас формирует язык. Почему мы копим воспоминания и почему отбрасываем их. Но в ней никогда не было спокойствия Майлин. Не могла сидеть часами за книжками. Должна была прерываться, делать что-то. Наполнять мысли чем-то, кроме букв. Звуками и образами, чем-то движущимся.