Джонатан Нэсоу - Двадцать семь костей

— Ее тело нашли под деревом мешок Иуды?

— Точно. Ты ведь знаешь, что она была убита?

— Нет. Я думал, она сама себе отрезала руку и закопала себя заживо ради шутки.

— Очень смешно. — Бендт сделал еще одну затяжку, прежде чем отдать трубку, и снова подождал, пока дым рассеется. — В прошлую пятницу я подслушал разговор полицейских, они говорили о каком-то происшествии в северной части острова, у холмов. Я поехал туда. Вся полиция острова ползала по камням. Оказывается, приливом вынесло два тела: мужчину и женщину. Догадайся, какая часть тела отсутствовала у них?

— Даже не знаю… Рука?

— Правая рука. Как и у девочки Дженканс. Это значит, что на острове объявился маньяк. Мистер Фаартофт сказал, что его просили не писать об этом, пусть никто пока ничего не знает. Ах да, его еще называют Человеком с мачете.

Льюис подавил в себе дрожь ужаса. Шарлотта Куин и тетя Эгги пугали его в детстве историями о Человеке с мачете.

— Кто-нибудь еще знает о нем?

— Сейчас подумаю… Фаартофт, полицейские, следователь и, конечно, мы: ты и я. Но это еще не все. Ты читал сегодняшние газеты?

— Нет пока.

— Там на первой полосе фотография — пропавший турист из Флориды.

— Это как-то связано?

— Он — тот самый мужчина, которого выбросило прибоем на прошлой неделе. Но в статье написали только, что полиция разыскивает его как без вести пропавшего и все, кто его видел, должны обратиться в полицейское управление Сент-Люка и так далее. Да, с журналистикой здесь глухо. Я думал продать эту историю в одну из газет Виргинских островов или в «Сан-Хуан старз», чтобы потом новость просочилась и сюда и люди стали лучше беречь свои задницы.

Льюис выпустил кольцо дыма, наблюдая, как легкий ветерок с моря разрывает его на кусочки, потом отдал трубку Бендту.

— На твоем месте я бы не стал этого делать.

— Почему?

— Уничтожить свою работу ради одной статьи? Это все равно что убить курицу, несущую золотые яйца.

— Какие, на хрен, золотые яйца? Этот скряга Фаартофт не расплачивается со мной золотыми яйцами!

— Тогда подумай обо всех нас. Ты не был в «Синей долине» и не знаешь, что может случиться.

— А что может случиться, кроме того, что еще кому-нибудь отрежут руку?

— Я хочу сказать, что, если поползут слухи о том, что маньяк по прозвищу Человеке мачете орудует на Сент-Люке, мы сможем попрощаться с круизными лайнерами. Это цепная реакция. Не будет круизов — не будет и туристов, не будет туристов — рестораны начнут закрываться, люди не смогут платить аренду, мне от этого будет только хуже, к тому же гонорары в «Сентинеле» снизятся, а это уже будет плохо для тебя…

— Ладно, я понял. — Бендт сделал последнюю затяжку и отдал Льюису трубку.

Когда Льюис встал, чтобы уйти, Бендт подождал немного, показывая, что ему не хотелось портить такую хорошую затяжку, а потом сказал:

— Чуть было не забыл. — Он передал Апгарду конверт. — Я нащелкал их пару недель назад и сохранил специально для тебя.

Льюис раскрыл конверт. Там были фотографии Холли Голд, принимающей душ. Снято сверху, через ставни строения, известного среди жителей Кора как крапауд.

— Что скажешь? — спросил Бендт.

— Думаю, вопрос с арендой на этот месяц мы уладили, — произнес Льюис с улыбкой.

В среду днем Бенни ушел за покупками. Эмили сидела в Интернете, подтверждая заказ на билеты до Пуэрто-Рико, куда они собирались отправиться в выходные на ежегодную встречу членов Карибской ассоциации антропологов и археологов Америки. Фил снова работал за своей печатной машинкой.

Выключив компьютер, Эмили подтащила ящик для одежды к стене и забралась на него. Фил услышал ее, обернулся и увидел свою жену, которая наблюдала за ним через щель наверху.

— Цеппо, у тебя такой радостный вид, — заметил он. Цеп, или Цеппо, было сокращением от слова Цеппелина — так ласково называл свою жену Фил.

— О чем ты теперь пишешь?

— О Дуэйне.

— Опять какая-нибудь пошлятина.

— Не говори так, — остановил ее Фил, поворачиваясь к машинке.

— Не буду. Не могу дождаться, когда прочитаю это. Последний отрывок меня сильно возбудил.

— Тогда держи. — Он вытащил из печатной машинки страницу, которую только что закончил, присоединил ее к уже напечатанной главе и понес в другой конец комнаты. — Предупреждаю, если я услышу, как работает вибратор, то приду к тебе.

— Если ты услышишь вибратор, — сказала Эмили, протягивая руку из-за стены и беря тонкую стопку листов, — ты мне уже не понадобишься.

К тому моменту Ф. и Э. поняли, что тот приспособленческий метод, которым они пользовались все это время, не приносит им должного успеха. Они продолжали дежурить в ночную смену в местных хосписах и домах престарелых. Ждать последнего вздоха, наступление которого трудно предугадать, всегда было сложно, но еще сложнее оказаться в этот момент наедине с умирающим; поэтому теперь они просто помогали людям отойти в мир иной.

Но в конце концов у них сложилось впечатление, что их стали подозревать — все реже оставляли наедине с пациентами, и все чаще им казалось, что за ними следят.

Поскольку с обычными пациентами у них, как правило, ничего не выходило, а счастливые случайности вроде смертельно раненной проститутки или умирающего наркомана были слишком редки, пара испытывала некоторые затруднения. Но вскоре они поняли, что проблема заключается не в подозрениях ограниченных опекунов умирающих, а в их собственных убеждениях. Они попали в ловушку своих же иудейско-христианских культурных заблуждений. Так сказать, обычаев и суеверий своих предков.

Они задали себе вопрос: если можно ускорить неизбежный конец пациентов госпиталей и хосписов, почему нельзя приблизить конец других людей, которые так же неизбежно и, возможно, очень скоро должны умереть. Да, это можно распространить на всех людей.

Смелый план. Ужасный для одних, безумный для других. Но люди, которые так думали, просто никогда не испытывали того, что пережили они. Это похоже на анекдот про папу римского, который решил установить контроль за рождаемостью. Не ты играешь в эту игру, и не тебе устанавливать правила.

Поэтому Э. развернула аналитический лазер своего блестящего научного ума к проблеме привлечения, изоляции и подчинения себе объекта. Хотя, как упоминалось ранее, ни Э., ни Ф. нельзя было назвать особенно привлекательными людьми; тем не менее у Э. было нечто такое, что превозносится во многих культурах: необыкновенно развитая грудь. Поэтому, когда заходила речь о привлечении и изоляции объектов мужского пола, лучшей приманки, чем «близняшки» Э., было просто не найти. Подчинять объект должен был, разумеется, Ф.

Стоит заметить, что в прежние дни пара, все еще скованная остатками иудейско-христианской этики, ограничивала себя объектами, которые они считали морально разложившимися и чей скорый конец только улучшил бы генофонд человечества. Объектами вроде Д.