Гарольд Роббинс - Наследники

Дома на Стрип старые, на первых этажах полно закусочных, заштатных магазинов, новые административные здания — большая редкость.

Днем Стрип всего лишь автострада, связывающая Беверли-Хиллз и Голливуд. Вечером все разительно меняется. Вспыхивают неоновые вывески. Дискотеки и рестораны оглашают улицу рок-музыкой. Тротуары заполняют подростки. Их тысячи. Высокие, низенькие, худые, толстые, всех цветов кожи. Они ходят, разговаривают, осматриваются, просто стоят. Над ними висит слабый запах марихуаны, а полицейские, медленно проезжающие по Стрип в патрульных машинах, молят Бога, чтобы в этот вечер дремлющий вулкан не взорвался.

Ник поджидал нас, как и обещал, на углу Кларк-стрит. Мы двинулись к нему, но он чуть качнул головой, показывая, что делать этого не следует, и неторопливо зашагал по Стрип.

Мы — за ним. Упустить его мы не могли. Он возвышался над толпой минимум на голову. Казалось, он знал всех, юношей, девушек, взрослых. Иной раз останавливался, чтобы перекинуться с кем-то парой слов, затем шел дальше.

Так мы добрались до «Закусочной Гейтли», где он развернулся и зашагал в обратном направлении.

— Пока ничего, — прошептал он, когда мы поравнялись. — Прогуляемся в другую сторону.

Мы выждали, пока он отойдет ярдов на двадцать, а затем повторили его маневр.

Так мы и ходили до двух часов. Наконец, Ник направился к зданию, в котором не светилось ни одного окна.

Мы последовали за ним.

— Сбытчиков нет. Все залегли на дно. Что-то их напугало, но я не смог выяснить, что именно.

— Что теперь будем делать?

— Я хочу заглянуть в несколько мест. Но вам туда хода нет. Как мне с вами связаться, если возникнет такая необходимость?

Я глянул на доктора Дэвис.

— Как насчет моего дома?

Она кивнула.

Я продиктовал ему телефон, и он нас покинул. Мы подождали несколько минут, а затем вернулись к моей машине.

— Как у вас красиво, — доктор Дэвис оглядывала гостиную.

— Я бы выпил, — я направился к бару.

— Мне тоже не повредит глоток-другой.

Я плеснул виски в два бокала, один протянул ей. Мы молча выпили. Она подошла к громадной стеклянной двери, ведущей на террасу, посмотрела на лежащий перед ней Лос-Анджелес.

— А на террасу выйти можно?

Я нажал соответствующую кнопку, дверь отъехала в сторону. В гостиную влился прохладный ночной воздух.

Далеко внизу светились огни. В черном небе мигали красные точки: самолет заходил на посадку.

— Как тихо, — выдохнула она.

— Потому-то я и построил здесь дом. А до студии езды всего ничего.

Она посмотрела на меня.

— Работа очень важна для вас?

— Раньше мне казалось, что да. Сейчас — не знаю.

— Странно, как время меняет наше мнение о себе.

Когда я заканчивала медицинский институт, мне представлялось, что я могу справиться с любой проблемой.

Теперь осознаю, как слабо я разбираюсь в медицине.

— Полагаю, это неизбежное следствие повзросления, доктор.

— Честно говоря, мне уже надоело прятаться за этот титул.

— Может, называть вас Докторша?

— Возможно. Я все-таки женщина. Надеюсь, вы это заметили?.

— Еще бы.

Как это случилось, не знаю, но в следующее мгновение она уже была в моих объятьях. Нас словно жгло огнем. Раздеться успели по пути в спальню. И уже обнаженные упали на кровать. Набросились друг на друга, словно разъяренные звери.

А потом долго лежали, приходя в себя. Молчание прервала она.

— С моей стороны это непрофессионально.

— Ты просто перестала прятаться за свой титул.

Она отвела взгляд.

— Ты рад?

— Да.

Она рассмеялась и поцеловала меня.

— Я тоже, — скатилась с кровати, Шагнула к ванной.

Обернулась. — Могу я принять душ?

Я кивнул.

Она скрылась за дверью, закрыла ее за собой. А мгновение спустя вернулась, оперлась спиной о косяк, лицо ее побледнело, как мел.

Я уставился на нее.

— Тут есть другая ванная? Меня сейчас вырвет.

— Внизу, около бара.

Она умчалась, как вихрь, голые ноги зашлепали но ступеням. Я выбрался из кровати и заглянул в ванную.

Дорогуша лежала на боку, свернувшись клубочком. С открытыми, смотрящими в никуда глазами. Пальцы ее правой руки сжимали шприц, торчащий из вены.

Она была здесь, когда мы искали ее на Стрип, когда мы трахались в кровати в соседней комнате.

Все встало на свои места. Куда она могла пойти, как не домой?

Я услышал, как внизу спустили воду. Вернулся в спальню, позвонил в полицию. Ответил на все их вопросы.

Внезапно меня охватила ярость. Я с такой силой швырнул трубку, что телефонный аппарат разлетелся вдребезги.

Я смотрел на куски пластмассы, разноцветные проводки, никелированные винтики, а в голове у меня звучал голос Сэма.

Что это была за молитва? Как он называл ее? Вспомнить я не мог. Зато помнил слова. И губы мои зашептали: «Yisgadal, v'yiskadash sh'may rabbo…»

И горячие слезы потекли по щекам.

В жизни каждому из нас приходится сыграть тысячи ролей. И всегда наши партнеры на сцене — люди. Некоторые нам нравятся, иные — нет, третьи исчезают, не оставив следа в памяти. Но в совокупности своей они формируют человека как личность. Я оглядел комнату.

Спенсер и Джонстон разговаривали в одном углу. Сэм и Дейв — в другом. На террасе Адвокатша смотрела на лежащий внизу город. Младший и Дениз уединились в спальне, отгородившись от остального мира.

Я вышел на террасу.

— И что ты об этом думаешь?

— Мне это не по зубам, — ответила Адвокатша. — Ты летаешь на реактивных лайнерах, а я все еще пытаюсь запустить воздушный змей.

— Все очень просто, — улыбнулся я. — Столь просто, что я удивлен, как это они сами до этого не додумались.

Все они получают именно то, что им нужно. И точка. Так что, счастливого приземления.

— Не просто, — она покачала головой. — Они получают все, кроме одного, главного. Тебя.

Я повернулся к ней.

— На самом деле я им не нужен. Я — иллюзия, которую они создали в своем воображении. Чтобы это понять, достаточно один раз посетить психоаналитика.

— Ты и для меня — иллюзия, Стив?

Я не ответил.

— Я помню газетные статьи о той девушке. Которая умерла. Я так плакала, Стив. Ты, должно быть, очень ее любил.

Вновь я не ответил. Очень любил, так сильно, что «долбил» другую, когда она, мертвая, лежала за дверью.

Мне вспомнился вечер, когда я пришел в квартиру на Пятой авеню.

Мейми открыла дверь, взяла у меня пальто. Ее доброе темнокожее лицо опухло от слез и горя.

— Добрый вечер, мистер Гонт.

— Добрый вечер, Мейми.

— Она в гостиной.

Я шагал по квартире, отмечая, что все зеркала закрыты материей, а картины повернуты к стене. На пороге остановился.

Люди сидели на деревянных ящиках. При моем появлении разговоры стихли, все обернулись ко мне.